Дмитрий Анатолиевич Емельянов (D.Dominus) - Каста Неприкасаемых

что-то в его словах кажется мне неправильным. Почему никто не спросил меня о моем предназначении, хочу ли я изо дня в день собирать мусор и умерших с голода на ночных улицах. Нет, я не ропщу, работа как работа, наверное, есть и похуже, но все-таки почему с рождения я должен носить клеймо самого презираемого человека в городе. Почему любой побрезгует сесть со мной на одну скамью, никто не подаст руки, не пустит на порог своего дома, а ведь я не сделал ничего плохого?

– Юни, не спи, – старик ткнул меня в бок, показывая в канаву, – хватай вон того под мышки, а я возьму за ноги.

Нагибаюсь над мертвым и в свете луны вижу залитую кровью рубаху и черную дыру на груди.

– Этот старик, кажется, не своей смертью помер? – С интересом рассматриваю рану, оставленную узким кинжалом, и слышу ворчливый ответ.

– Не наше дело, с этим пусть городская стража разбирается.

Перл поднял ноги покойника и повернулся спиной готовый тащить.

В десяти шагах от нас стоит городская арба, труп надо погрузить туда, а уж потом возчик отвезет его на кладбище, где в безымянной могиле упокоят всех неизвестных убитых и умерших за сегодняшнюю ночь.

Нагибаюсь и хватаю тело под мышки, Перл хоть и старый, но рука у него тяжелая и злить его не стоит. Уже отрываю труп от земли, и в этот момент его мутные, бесцветные глаза распахиваются и впиваются в меня.

– Ты, – звучит еле слышный хрип, – ты кто?

Вздрагиваю от неожиданности и еле слышно шепчу.

– Я, Юни.

В глазах умирающего появились признаки ожившего сознания.

– Неприкасаемый?!

Подтверждающе киваю головой.

– Да.

Слышу злой шепот, больше похожий на бред, словно он разговаривает с самим собой.

– Неприкасаемый! Почему ему?! Вручить судьбу мира идиоту, ты ничего глупее придумать не мог! Что?! Я умираю?! Нет времени выбирать! На трупе все равно найдут, а на нем никто не будет искать…

Злобное бормотание бродяги почти затихло, но вдруг он резко повысил голос.

– Дай мне свою руку!

Я так опешил, что роняю его на землю и слова не могу вымолвить, а оживший покойник протягивает свою жилистую клешню и хватает меня за рукав.

– Не бойся, неприкасаемый, это не страшно.

Что «это», и что «не страшно» не понимаю, но стою словно завороженный и смотрю как на синюшной руке бедолаги вдруг начинают вырастать черные непонятные буквы. Они словно бы вылезли из-под кожи в одно мгновение, по велению этих теряющих силу глаз, иссиня-черные, великолепные и притягивающие своей глянцевой непроницаемой глубиной.

Его голос звучит набатом в моей голове.

– Я отдаю тебе то, что никогда мне не принадлежало, отдаю в твои руки великие возможности и страшную опасность. Отдаю тебе то, что сделает твою жизнь невыносимой и прекрасной одновременно. Я отдаю тебе огромную власть и тяжелейшее бремя!

От волнения раненый задохся, но из последних сил все-таки выдавил из себя.

– Я предупредил тебя, теперь отвечай. Принимаешь ли ты на себя Сияние Тьмы?

Я твердо уверен, что расслышал каждое слово, но все равно ничего не понимаю, что надо сделать и что принять, а самое главное зачем?

В глазах умирающего блеснули искры гнева.

– Скажи, принимаю, недоумок.

В его взгляде есть что-то гипнотическое, потому что не понимая зачем, я делаю как он велел и шепчу вслед за ним.

– Принимаю.

Черная вязь знаков на руке бродяги вдруг зашевелилась и блеснула чешуйками как гибкое тело змеи. Готов отдать голову на отсечение, я точно услышал шипение, когда черная лента поползла с запястья умирающего на мою руку. Меня словно сковало холодом, и ледяная игла ударила прямо в сердце! Такой боли я еще никогда не испытывал, а уж я то понимаю в боли как никто. Если бы я мог, то заорал бы так, что разбудил весь город, но из распахнутого рта не вырвалось ни звука, а из вытаращенных глаз не вытекло ни слезинки. Это была немая, разрывающая сознание боль, а следом за ней в голове разорвалась ослепительная вспышка, словно весь мир раскололся у меня на глазах, раскололся на миллионы маленьких кусочков и слепился вновь, но уже другим. Другим, заполненным серой взвесью, тяжелым почти осязаемым туманом, окутывающим стены домов, хрустящим под ногами, забивающим мой разинутый от ужаса рот. Этот мир словно остановился и утонул в сером вязком болоте.

Осторожно делаю первый шаг и спотыкаюсь о лежащее под ногами тело бродяги. Замираю и вдруг слышу, как что-то хрустнуло, будто не выдержав – это надломилась ветка --">