Кирилл Борисович Килунин - Вожатый…

Только высокая Лена переживала, она никогда не ездила на электричках.

– На что она похожа, эта электричка? – спрашивала она у меня.

Ну, ты когда – ни – будь, видела поезд?

– В детстве, мне было года четыре, мы, кажется, встречали отца на вокзале, я и мама.

Так вот, – отвечаю я, проглотив свою улыбку, – электричка, это такой маленький поезд.

Высокая Лена только кивает.

*

Мы заняли целый вагон, со своим барахлом, через час пути уже готовили бутерброды и раздавали пакеты сока, один на четверых.

Долго смотрели в окна, за которыми убегали из своего неоткуда в никуда незнакомые деревеньки и небольшие города, леса, реки, скоро появятся горы.

А пока, на одной из остановок я вижу скалу с водопадом, еще один заплутавший в истории топоним – Пугачевский камень или скала Емельяна Пугачева. Сейчас в озерце под водопадом плещется мелюзга – лет семи – восьми, они хохочут, уворачиваясь от ледяных брызг, десять лет спустя беспечные туристы – родители потеряют здесь своего пятилетнего сынишку и уже никогда не найдут. Но я еще не знаю этой истории, поэтому жмурюсь на солнышко, и, улыбаясь, машу разбаловавшейся мелюзге. Мои орлы смотрят на сие безобразие завистливо, им бы тоже порезвиться на воле – в пампасах, но сейчас их пространство ограниченно этим самым вагоном.

Мы играем в крестики – нолики и корабли. В 5 -ты ранен, Г – 7 ты убит.

– А где тут туалет? – громким шепотом в правое ухо Наташи, спрашивает наша Настя.

– Блин, лучше молчи! – начинает ругаться Наташка. – Самой бы сходить хоть по маленькому. Нет здесь туалета! – И смотрит на сделавшиеся такими большими глаза Настюшки.

Третий час в дороге.

– Не фиг! – к нам подходит Маринка. – Нет туалета, будет…, Кирюха вставай! Ты стоишь с той стороны тамбура и никого не пускаешь, я с этой присматриваю за обормотами. Чур, я первая. Но тут взгляд Маринки падает на Надюшу… – Ну ладно… иди, – вздыхает она.

После Нади, Маринка, потом Наташа, вообщем через тамбур прошло пол отряда и лучше после этого в тот тамбур было никому не входить, хотя бы потому что кто то из мелких не удержался только по маленькому и сходил по большому…

У остальной половины, включая меня, видимо оказались крепкие мочевые пузыри, либо глупое чувство собственного достоинства.

Между тем, после того как ребята и девчата избавились от излишнего отягощения, все повеселели, мы вспоминали разные детские и взрослые песни, и в отсутствие какого либо аккомпанирования, пели их дурными голосами, под стук колес неслаженным хором.

До Кизела оставался еще целый час пути.

*

А что потом?

Ребята, Наташа и Маринка будут просить меня остаться, и позовут за собой, в даль – светлую…

Может, поработаешь с нами? Мы к тебе так привыкли…, – это – Маринка.

– Просто останься…, – смущенно улыбается Наташа.

– Дааа, Кирилл Борисович, – шумно просят дети.

– Приезжай к нам следующим летом, или когда закончишь учиться, – предлагает Марина.

– Где бы, ты не был…, – шепчет Наташа.

Я?

Конечно, обещаю, но это совсем другая история…

*

Однажды, два года спустя, я случайно встретил на улице хвостика Ксю. Она со своей бабушкой – чрезвычайно строгой на вид, и совсем еще не старой женщиной – слегка за сорок, стояли у пешеходного перехода в ожидании зеленого сигнала светофора. Ксю долго смотрела на меня через проезжую часть, словно не решаясь…, а потом, бросилась ко мне через дорогу, не обращая внимания на ругань возмущенных водителей и «Стой, Ксюша!» – брошенное ей в спину как копье. Она все также – молча, обняла меня, прильнув как родная. Так, что родная бабушка с трудом смогла ее от меня, затем отлепить. А когда все же это сделала, я потрепал хвостика Ксю по макушечке:

– Все будет хорошо, – прошептал в ее правое ушко. – Не будьте к ней так строги…, – это уже ее бабушке.

Ее бабушка схватила Ксю за левую руку:

– Мы спешим, моя девочка.

А я стоял посреди улицы и махал им в след. Пока Ксю не прекратила оглядываться…. назад…

*

Этой ночью, мне снилась белоснежная чайка, парящая над бездной вод, это – символ надежды в бушующем океане жизни…