Мегарисса Жемчужная - Цена вечности: Незримые путы (СИ)

========== Пролог ==========

— Не в последний раз видимся, Волк, — Айден хлопнул его по плечу.

— Угу, — Ламберт бросил на него хмурый взгляд и вскочил в седло. — Бывай.

Конь пошел легкой рысью. Спиной Ламберт чувствовал взгляд Айдена — пристальный, долгий, но не оборачивался. Будто обернувшись признал бы, что встреча состоится не так скоро, как хотелось бы.

Он хорошо помнил потом это чувство незавершенности, недоговоренности. Но еще лучше помнил ожидание беды, терзавшее в тот день, беды неотвратимой, осязаемой, подкравшейся незаметно, так, что даже ведьмак ничего бы не заметил. И ему очень хотелось спросить, что чувствовал Айден в то далекое утро.

На земле еще лежали скудные клочки позднего снега. Грязь разлеталась из-под копыт, пятная бабки и бока коня. Бесцветная прошлогодняя трава уныло торчала на обочине лесной тропы. Прикосновения весны были еще неуверенны и неловки.

Ламберт думал о новом заказе, о новых деревнях и городах, но мыслями все время возвращался к оставленному позади взгляду. Слишком раздраженный, чтобы оглядываться, и слишком подавленный, чтобы просто уехать, он пошел на хитрость — свернул на боковую дорогу, намереваясь искоса взглянуть назад, увидеть далекий силуэт.

Айден стоял на том же месте. Неподвижно держал узду коня и смотрел на него, будто мог встретить взгляд на таком расстоянии. Будто знал, что Ламберт схитрил. Будто тоже чувствовал что-то.

Ламберт выругался и вскинул руку в прощальном жесте. Дождался ответа и пришпорил коня. Больше он не оборачивался.

А спустя всего два месяца жестоко корил себя за то, что поддавшись раздражению, не расспросил Айдена как следует. Идя по остывшему следу, по незримым меткам, последними словами проклинал свое немногословие. И замолчал, ухватив нить. Потому что говорить было невыносимо. Невыносимо было даже думать.

Осталось только бесконечное, полное отчаяния одиночество.

========== 1. Похититель девиц ==========

Городской колокол Элландера призывал всех на главную площадь, далеко разнося под закатными небесами угрюмый звон. Летний, еще не остывший, воздух дрожал, наполненный удушающей пылью и не менее удушающими запахами. Узкие улочки ловили горячий воздух, собирали пары, которые источали гниющие лужи. Эта часть города не предназначалась для благородного люда, а значит, собирала все, что исторгалось другой его частью — холеной, сытой, лощеной.

На опустевшем рынке закрывались последние лавки, оставляя только помои, грязь и остатки чего-то неопознанного. Мерный звон колокола привлекал горожан, и со всех улиц на его оглушительный зов стекался народ.

Ламберт отступил к стенам, пропуская спешивших горожан, не желая оказаться в толчее. Одновременно он прикинул, как лучше пройти к «Синему Селезню»: короткий путь лежал через площадь, длинный предполагал долгие извилистые ходы задними дворами, без сомнения, переполненные сейчас гниющими на жаре отбросами. Людные места раздражали, там всегда поджидало ненужное внимание, но июльский зной заставил предпочесть вонь немытых тел вони нужников и гнили. Ламберт неспешно направился к площади, надеясь миновать ее быстро. И тут же понял, что не ошибся в выборе — все взгляды были направлены на невысокий помост, с которого вещал глашатай.

Народ все прибывал, и вскоре Ламберту пришлось уворачиваться от норовивших наскочить на него горожан. Он плюнул и отошел ближе к стенам, прибавляя шаг.

Его взгляд привлекла цветастая юбка, мелькнувшая в проулке. Молодая женщина призывно улыбалась, не спеша выходить на площадь, глубокий вырез, почти обнажавший грудь, и раскинутые полы юбки, сквозь которые виднелось белое бедро, ясно выдавали род ее занятий. Она была весьма миловидной — вздернутый носик, светлые кудряшки вокруг высокого лба, мягкий румянец.

Заметив его взгляд, девушка склонила голову набок и призывно повела плечом. Ламберт, почти шагнувший к ней, вспомнил вес своего кошелька и со вздохом отвернулся.

— Эй, не торопись, — окликнула она его. — Разве такой вечер можно проводить в одиночестве?

Он криво усмехнулся и все же подошел, заслоняя ее от толпы.

— Можно, если серебро иссякло, — Ламберт развел руками. — И если никто не спешит давать в долг.

--">