(Shamal) - Дают − бери. Не дают − отбери! (СИ)

они так долго и пристально смотрели друг на друга в постели. О, как бы Хан хотел оказаться снова под одним одеялом с Лари! Если бы только они не поехали никуда, остались в той спальне…

— Снова этот твой взгляд, — недовольно проворчал друг, убирая руку и отведя глаза в сторону. Даже щеки его зарделись, блять! — Ну давай уже, говори!

Алихан понятия не имел, что говорить. Оглянулся на парней, которые выполняли грязную работу по зачистке территории, посмотрел на автомат в своих руках, на пятна крови под ногами, а потом решился и на Лари взглянуть. Его броник, надетый поверх казенного камуфляжного костюма, и выглядывающую из расстегнутого воротника белую шею. Поднялся взглядом выше по покрытым щетиной щекам, к горящим яростью кофейным глазам.

— Что говорить? — серьезно спросил он.

— Не знаю, например, что тебе безумно жаль меня, или что я слабак, или что мудак, потому что не предвидел. Или что я могу проваливать к чертям собачьим, потому что я ничтожество, и тебя не…

Хан не хотел слышать его вопли. Не эту грязь, которую тот копил в себе, мысленно нагревая до точки кипения котелок.

Он резко толкнул друга в грудь, наплевав на все его раны, и приказал холодным командирским тоном:

— Замолчи. Я не позволю тебе оскорблять моего лучшего друга…

Глаза Лари округлились, будто он никогда в жизни не мог бы услышать о себе более обидного слова. Друга. Да он меньше всего на свете хочет быть Хану другом! Да за этого «друга» Хан и в рожу может получить…

— …и любовника, — закончил Алихан и сжал зубы до скрипа.

Теперь же Лари светился от счастья, и обнять его хотелось неимоверно, но вокруг бойцы, которым это могло не понравиться, хотя… хотя какая, нахер, разница?

Хан сделал шаг вперед и буквально впечатал Островского в свою грудь. Броник к бронику, но похуй, главное, что его глаза так близко, его губы…

Он зарылся пальцами в растрепавшиеся волосы, сжимая с такой силой, что наверняка причинил дополнительную боль, но энергию хотелось куда-то делать.

Лари, кажется, был совсем не против подобной грубости. Он тихо хохотнул своим звучным веселым смехом и прижался щекой к щеке, уткнулся носом в шею и тихо пробубнил:

— Что ты теперь делать будешь? Тимура больше нет.

Хан подумал: «Разнесу его шарашкину контору по кирпичикам, отберу у его семьи все, что только можно отобрать в отместку за то, что они натворили», но ведь теперь он не один и должен был считаться с желаниями партнера. Как, в принципе, давно должен был поступать.

И потому вслух он произнес, путаясь пальцами в его кудрявых волосах:

— Мы с тобой это обсудим.

И, чуть отстранив от себя, взглянув в посветлевшее лицо ласковым взглядом, теплым, но не обжигающим, как весеннее солнце, забил на откровенно пялящихся в их сторону боевиков в таких же как и у них самих камуфляжных костюмах и безрассудно прижался губами к манящим губам своего бесстрашного любовника, впервые чувствуя себя абсолютно свободным.

--">