Валерий Пылаев - Коммандер (СИ)

Поддерживаю вас целиком и полностью. — Оболенский чуть склонил голову. — И именно поэтому не могу не поинтересоваться: а что собираетесь делать вы, когда я отправлюсь в Ватикан?.. Снова навестите императора Жозефа?

— Нет. Оставим эту работу вашим людям. — Я легонько оттолкнулся ладонями от холодного камня и развернулся. — Я собираюсь, наконец, выяснить, откуда растут ноги военного могущества германской армии. И положить ему конец — если получится.

— Ого… Амбициозные планы. — Оболенский торопливо зашагал за мной следом. — Но, боюсь, вас ждет разочарование, князь: никакой тайны здесь нет. На территории Рейха сотни заводов — и чуть ли не каждый из них сейчас завален оборонными заказами. Оружие, панцеры, аэропланы… Броненосные крейсеры, в конце концов.

— Опасные игрушки, — кивнул я. — Очень опасные и мощные. Но настоящее преимущество в войне канцлеру дают “глушилки” — подавители родового Дара… Впрочем, это вы, полагаю, знаете и без меня.

— Увы. — Оболенский протяжно вздохнул. — Лучшие умы России не знают, как бороться с этой напастью. К счастью, заводы есть и у нас. Мне приходилось слышать, что ваш род владеет…

— У заводов и армии достаточно работы. — Я направился к лестнице. — А я займусь своей. Мы уже давно знаем, что в производстве “глушилок” замешаны оружейные компании, и что все ниточки заговора так или иначе ведут в Антверпен.

— Может, и так… — задумчиво пробормотал Оболенский. — Но разве Третье отделение еще не начало расследование?..

— Скорее всего. — Я пожал плечами. — Но у Багратиона изрядно связаны руки: Петербург слишком далеко. А от Страсбурга до Антверпена всего день пути на хорошей машине, и Бельгийский король пока еще хранит нейтралитет — глупо будет не воспользоваться такой возможностью.

— То есть, вы собираетесь лично?.. — Оболенский изловчился и поймал меня за рукав. — Это может быть опасно, князь!

— Сейчас что угодно может быть опасно, друг мой. И в тихой Бельгии меня уж точно убьют не раньше, чем здесь, вСтрасбурге. — Я кивнул куда-то в сторону запада. — Там, за рекой — Рейх. И вряд ли герр канцлер станет долго терпеть, что какие-то ополченцы и два русских князя отобрали у него Эльзас и Лотарингию.

— Не сомневаюсь, — проворчал Оболенский. — Мы здесь буквально сидим на пороховой бочке… Но вы ведь не собираетесь выезжать в ближайшие дни? Думаю, нам обоим лучше остаться на прием, который герцогиня устраивает в честь освобождения Эльзаса.

— Прием? — Я на мгновение задумался. — Да, пожалуй, стоит задержаться. Если я сбегу с такого мероприятия — ее светлость меня не простит.

Глава 2

Музыка закончила играть — и тут же снова зазвучала, сменив ритм. С задорно-танцевального, подозрительно напоминающего что-то из рок-н-ролльных хитов прошлого года, на умеренный. Не вальс, не менуэт — явно попроще, предназначенное то ли уделить должное внимание шампанскому и закускам, то ли просто расслабленно потоптаться по залу, обнимая партнершу за талию… или чуть пониже.

Герцогиня не поскупилась привезти модный оркестр аж из Женевы, угощения готовили лучшие повара Эльзаса, да и пышные наряды дам явно намекали на столичную моду, а не на провинциальных портных и модисток. Местная аристократия пыжилась изо всех сил, пытаясь перещеголять гостей из Парижа — и те не оставались в долгу.

Всего в нескольких километров за Рейном начинались земли германского Рейха, и даже ощетинившиеся орудийными стволами укрепления не казались достаточно надежной защитой. Река фактически превратилась в линию фронта. Пока что затихшего… но надолго ли?

И все же местная знать сегодня гуляла — от всей широты французской души. Умом я понимал, что этот прием ничуть не менее важен, чем штурм Страсбурга… в в чем-то, пожалуй, даже важнее. Герцогиня разослала приглашения всем, чье имя в Лотарингии и Эльзасе имело хоть какой-то вес. Отказ посетить бал-маскарад по неписаным правилам мог быть приравнен к измене роду де Водемон и французской короне. А согласие автоматически превращало вчерашних подданных Рейха в предателей, которые в случае появления в Страсбурге армии канцлера рисковали не только титулом или богатством, но и головой. Наверняка многие явились во дворец с тяжелыми мыслями — и тем старательнее отплясывали, пытаясь изобразить несуществующее веселье.

Меня, как подданного российской короны, все это едва ли касалось. --">