Надя Хедвиг - Ледяная Смерть

– Вижу, Эдгар научил тебя только хорошему, – как можно более благожелательно заметил Лестер.

Я одернула домашнее платье.

– Я сама его всему научила. Располагайся.

***

Вера, 12 лет

Стоило мне научиться писать, как я начала выводить в тетрадях, что нахожусь в сказочном замке, а вокруг парят гигантские драконы. Или что мимо моего окна только что пролетел волшебник в прозрачной синей мантии и помахал мне рукой. Иногда я воображала, что кто-то с тихим голосом и улыбкой, которую не видно из-за темноты, сидит у моей постели и долго и вдумчиво со мной беседует.

У меня не было тяжелого детства, жестоких родителей и моральных травм. Меня никто не обижал, моя жизнь не делилась на до и после. Я просто слишком много чувствовала – от себя, от других людей, от реальности, что царапала душу, как наждачная бумага. В качестве подушки между ней и собой я научилась использовать собственные фантазии. Поначалу, чтобы вообразить что-то, мне нужно было описать это, вывести ручкой на бумаге. Потом я научилась обходиться одним воображением, хотя и оно имело свою цену.

Мне было двенадцать, когда я поняла, что могу оживить придуманное не только для себя, но и для других. В кинотеатре тогда крутили “Звонок”. Классная решила, что фильм молодежный, и организовала нам совместный поход. Страшно не было: весь фильм параллельно с криками героев в зале слышались хруст попкорна и нервные смешки. После киносеанса мы вместе с подругами отправились к водохранилищу. Дело было летом, мы валялись на траве у самой воды и поглощали мороженое, пытаясь успеть раньше, чем оно потечет по запястьям. Я смотрела на зеленоватую гладь и лениво размышляла – что, если оттуда прямо сейчас покажется мертвенно-белая рука с облезлыми ногтями?

В это мгновение что-то внутри меня словно хрустнуло. Как будто от песочного печенья отломился крошечный, едва заметный кусочек. Я не успела подумать, что это – над водой медленно появилась черноволосая голова. Покатый лоб белел на фоне мутной жижи, брови угрожающе хмурились, а худые пальцы тянулись ко мне. Кто-то закричал “Беги”, но я не могла двинуться с места.

Тогда и появился Лестер. Он вальяжно шагал по траве, шаркая золочеными туфлями на каблуках и поигрывая тростью с сапфировым набалдашником. Серебристый камзол блестел на солнце, за плечами развевалась копна белоснежных волос. Он остановился у кромки воды, снисходительно посмотрел на утопленницу и тростью отпихнул тянущуюся к нему руку.

– Какая гадость!

– Что мне делать? – пропищала я.

– Откуда я знаю, что тебе делать. Сама придумала, сама разбирайся, – скривив тонкие губы, высокомерно ответил он.

– Я не знаю, как!

Лестер откинул назад свои роскошные волосы и с изяществом, которому позавидовала бы любая голливудская звезда, пожал плечами. Утопленница снова потянулась к нему, норовя ухватить за щиколотку.

– Фу! – шикнул он, как шикают на назойливую собаку.

Лестер отошел на достаточное расстояние и приготовился наблюдать. Я оглянулась на девочек и с удивлением обнаружила, что те замерли – кажется, даже перестали дышать. Словно кто-то поставил мир на паузу.

– Смотри на воду, Вера, – со вздохом подсказал Лестер. – Она должна вновь стать прозрачной. Просто представь это.

Когда мне удалось поверить, что никакой утопленницы в воде нет, что-то снова хрустнуло в груди. Еще один крошечный кусочек откололся от печенья. Лишь несколько лет спустя я поняла, что печеньем была моя душа.

Окно за моей спиной было распахнуто настежь, пахло надвигающейся грозой. Дождь должен был пойти совсем скоро. Я усадила Лестера на кушетку, села на единственный на кухне стул и приготовилась слушать.

Он неуверенно пошарил пальцами по столешнице, наткнулся на мою чашку, сделал большой глоток и тут же зашелся кашлем.

– Кипяток, –  сообщила я без тени сочувствия.

Отгородившись стопкой исписанных листов, я украдкой за ним наблюдала. Лестер напоминал узника концлагеря. Непривычно было видеть его таким немощным. Я бы спросила, что такого произошло за три года, что он из сияющего принца превратился в оборванца, но опыт подсказывал: чем больше расспрашивать, тем больше таинственности он на себя напустит.

– Я слышу твои мысли, – прошелестел Лестер.

– Так ты теперь не волшебник, а телепат?