Валерий Георгиевич Анишкин - Моя карма

красным, но никто не знает, куда девались все остальные слитки. Говорят, что белогвардейцы спрятали перед бегством огромный клад в Омске. Клад неоднократно пытались найти, но безрезультатно. А может быть, никакого клада и не было?

Но не будем забегать вперед. С этим я еще столкнусь в моем повествовании.

Нефтегородок тоже не произвел на меня впечатления. Это был тип микрорайона, приспособленного под обслуживание нефте- и газоперерабатывающих предприятий, в основном с четырёх и пятиэтажными кирпичными постройками…

Трамвай довез меня до улицы Энтузиастов, и я без труда нашел дом своего институтского товарища. Двери открыл сам Иван. Он сначала остолбенел и от неожиданности потерял дар речи. Потом бросился обнимать меня.

— Не позвонил, не написал. Дал бы телеграмму, что-ли… Как с неба, ей богу! — растерянно запричитал Иван.

Сюсюканий и соплей я не любил и в отличие от Ивана сдержанно принял проявление его телячьего восторга: в таких сиюминутных выражениях мне всегда виделась некая фальшь, и, может быть, именно от того, что они сиюминутны. Я терпеливо дождался, пока он отпустит меня, и с усмешкой сказал:

— Да ты не напрягайся, Вань. Я у тебя на пару дней, пока устроюсь как-то. Это возможно?

— Что ерунду говоришь, — обиделся Иван. — Я мог бы встретить тебя. Город-то незнакомый. Как добирался?

— Нормально. От вокзала троллейбусом, здесь трамваем.

— Есть хочешь?

— Спасибо, я на вокзале чаю выпил.

— Чай — не еда. Давай, тащи вещи в мою комнату и пошли на кухню пельмени есть.

В комнате Ивана с трудом помещались кровать, шифоньер и однотумбовый письменный стол. Я запихнул рюкзак под стол, чемодан поставил рядом так, чтобы не загораживать проход.

— Мне б помыться, — попросил я.

— Прости, не сообразил, — хлопнул себя ладонью по лбу Иван. — Иди в ванную, я сейчас принесу полотенце.

После душа ели пельмени, выпили по рюмке водки из графинчика, который Иван достал из серванта, и болтали, вспоминая студенческие будни.

— А чего ты приехал летом-то? — спросил Иван. — Ты же собирался к сентябрю.

— А поработаю до школы где-нибудь. У тебя же отец начальник отдела кадров? Поможет?

— Да запросто! — согласился Иван.

— Родители-то знают, что я могу завалиться к вам татарином? — спросил я.

— Почему татарином?

— Да ведь говорят, «незванный гость хуже татарина».

— Не бери в голову, — засмеялся Иван. — Достаточно того, что они про тебя знают. Разберемся…

Вечером пришли с работы отец и мать Ивана. Иван представил меня, сказав, что я буду работать в школе учителем.

— Какая школа, — пожал плечами отец Ивана Сергей Николаевич. — Июнь месяц только пошел.

— Да я поработать хочу до осени. Поможете?

— А что я вам предложить могу? Разве что рабочим, а у вас диплом о высшем образовании.

— Так я на другое и не рассчитываю, — заверил я. — Пару месяцев физического труда только на пользу пойдут.

— Похвально, — одобрил Сергей Николаевич. — Рабочих рук у нас всегда не хватает. И когда вы хотите приступить к работе?

— Да хоть завтра, — сказал я.

— Идет! Завтра жду к десяти в отделе кадров. Ванька покажет, где наше управление.

Может и ты, Вань? — повернулся Сергей Николаевич к сыну. — Заодно с приятелем. Чего без толку дома сидеть?

— Ты, что, отец, сдурел, — вступилась мать Тамара Петровна. — Ему школы по горло хватит.

— Не, батя, я погожу, — засмеялся Иван. — Это Володька. Он у нас особенный, с чудинкой. А я лучше на диване поваляюсь, книжки почитаю, да на речке позагораю в свое удовольствие.

— И по девкам побегаешь, — недовольно буркнул отец.

— Серёж! — Тамара Петровна строго посмотрела на мужа.

Ванька только ухмыльнулся, но промолчал.

Пили за знакомство из того же графинчика и снова ели пельмени, правда, прежде съели по тарелке наваристого борща.

Тамара Петровна водки не пила и в разговоре участвовала неохотно. Только спросила в конце ужина:

— Это правда, что вы, Володя, обладаете каким-то особым даром? Ваня говорил, что вы можете лечить руками и предметы двигать взглядом.

— Ну что вы! Иван вам наговорит. Что-то могу, хотя ничего необычного здесь нет. А так больше разговоры.

Я по-прежнему старался быть осторожным. Я помнил письмо физика Френкеля, которое в своё время напугало отца. Тогда отец в осторожной форме написал о моих способностях и, в частности, о способности предвидения --">