Алексей Юрьевич Елисеев - Пройти через туман 2

быстросборные ангары, но на город это не тянуло никак. На языке вертелось слово «трущобы», но я промолчал.

Мне снова помогли забраться в «Гусар», который небыстро повёз нас за следующую стену. Вот, за ней уже расположилось что-то вроде посёлка городского типа. Здесь довольно пёстро перемешался частный сектор и городские кварталы, но обнаружился ещё один периметр стен. Какой мир, такие и города.

За третью городскую стену нас не повезли, а, покружив по второму внутреннему кольцу, высадили у добротного, основательного, трёхэтажного дома, выкрашенного в бежевый цвет. Больше всего оно походило на больницу или госпиталь советского периода. Как сразу выяснилось, оно и являлось здешним функциональным аналогом. Дом знахаря, так это называлось. После беглого, даже стремительного осмотра невысокий, громогласный, чернявый татарин с узкими, сутенёрскими усиками уложил на каталку и меня отвезли в палату.

Просторная, светлая, тёплая комната, шесть пустых коек, заправленных белым накрахмаленным бельём и синими шерстяными одеялами, шесть тумбочек, один шкаф убедили меня, что мы наконец-то в цивилизации. И пусть эта цивилизация странноватая, постапокалиптическая. Это всё можно списать на условия мира, в который мы все так внезапно провалились. Люди есть люди. Тянутся в общество себе подобных, несмотря ни на что.

Оставшись один, я встал с койки и проковылял к неприметной двери. Бинго! Санузел с душем. Проверил воду. Горячая! Забравшись в ванну, улёгся в ней, уж очень голова кружилась. Взял кусок мыла с рукомойника и тщательно, с удовольствием намылился, не пропуская ни миллиметра своей кожи. Чисто по субъективным ощущениям, смыл с себя килограмм грязи, не меньше. Вытерся полотенцем для рук. За этим делом меня и застукал один из крепких мужиков, кативших меня на каталке по коридорам больнички.

— Слушай, болезный. Тебе Лакмус капельницу с горохом прописал, а ты тут сайгаком скачешь, — навёл на меня резкость местный санитар водянистых голубых глаз, — Быстро в койку и не вставать, пока знахарь тебя не осмотрит и не отменит постельный режим.

— Понял, — развёл руками я, — Извини.

Устроившись на койке, задал один вопрос.

— Слушай, а где симпатичные сёстры милосердия в белых халатиках на кружевное бельё?

— Это Улей, бро, — небрежно бросил он, — Привыкай к сосисочным вечеринкам.

Непонимающе уставился на него. Вблизи моё подозрение оправдалось. Санитар был пьян, но в вену иголкой попал с первого раза.

— Из мужиков выживает хорошо, если десяток на сотню, а женщин ещё меньше. Намного меньше. А сколько народу погибает по пути в нормальный стаб, от заражённых, муров или атомитов, никто и не считал, наверное, — он дыхнул на меня перегаром, — Дети, старики и бабёнки съедаются первыми. Кто самый слабый, те первые уходят. А сколько потом в первые несколько месяцев руки на себя накладывают…

Уже думал, что разговор окончен, но пьяненький санитар остановился в дверях и бросил через плечо.

— То, что ты довёл столько женщин в стаб, тебе зачтётся…

— Не довёл, — грустно поправил его я, — Нас муры подловили по пути.

Он пожал плечами.

— В первые дни их не бросил и дальше возился. Респект, моряк…

Санитар ушёл по своим медицинским делам, а я снова остался один.

Глава 3

Горячая вода, электрическое освещение, накрахмаленные простыни, работающее отопление. Привычныепо прошлой жизни мелочи в Улье увидеть уже и не надеялся. Единственное, что меня напрягало — отсутствие оружия. Жизнь на кластерах приучила ходить даже до ветра с карабином. Незаметно для себя убаюкался и вырубился. Капельница приятно холодила изнутри измученное и избитое тело. Шум в голове постепенно стихал.

Разбудила меня Брусника. Услышав деликатное покашливание, открыл глаза и понял — сексапильные сёстры милосердия в белых халатиках на кружевное бельё всё-таки будут. Верней, будет. Одна. Брусника ногой закрыла дверь в палату и прошла к моей койке. Бывшая студентка принесла обед. Потянулся и посмотрел в окно. Скорей уж завтрак, на улице царило серое, тоскливо-унылое утро.

— Доброе утро, пациент, — улыбнулась мне девушка, — Ну? Как мы сегодня себя чувствуем?

Прислушался к себе. Голова ещё болела, но уже не кружилась, не было приступов тошноты, однако все мои ушибы хоть и меньше, --">