Юрий Ра - Прекрасное далёко

низкому заборчику на какой-то куче соломы, непонятно зачем накрытой рваным тулупом. Возраст самый бандитский — от шести до восьми лет, рожицы перемазанные, все сидят довольные и что-то грызут.

Когда Николай подошёл поближе, он увидел, что грызут дети не леденцы на палочках, а куски свиных ушей. И сразу он ощутил такой знакомый запах крови, палёной шерсти и свиного дерьма. Ничего себе, неужто кабана забили в такую неурочную пору? Как-бы в подтверждении его слов куча соломы завизжала, затрубила так, словно внутри открылось окно в ад, потом резко приподнялась и помчалась вместе с сидящими на ней детьми. Забор? Какой забор выдержит такой рёв и натиск? Теряя детей и солому, нечто странное неслось на группу туристов. Непонятно каким чудом, видимо благословением комсомольского вожака, туристы не застыли истуканами, а рванули в разные стороны от рваного тулупа и забитой осмолённой свиньи, которой забыли сказать, что она уже всё. На тулупе на грани слышимости излучала высокочастотную трель последняя оставшаяся там девчонка. Герасимов тоже рванул в сторону, тоже не попал под удар адской торпеды. А когда оглянулся на унесшуюся в поля несчастную зверюгу, оставляющую кровавый след, почувствовал странное шевеление в груди. Блин, как так? В его руках копошилась крепко прижатое к груди грязное дрожащее существо. Это что, он не просто в сторону отскочил, а еще и ребёнка с туши сдернул? Наверное, так и совершаются по-настоящему эпические подвиги, когда человек не контролирует себя, когда тело живёт своей жизнью от мозгов.

— Дяденька, пусти! Задушишь же!

— Ты кто?

— Я Светка, Шульженков дочка я, вот из этого дома. — Перепачканный палец указывал на дырку в заборе, где и началось это светопреставление.

— Живая, Светка? Испугалась?

— А то! Я сижу, а оно вдруг как прыгнет! А потом как поскачет! А все как заорут! Мрак. А мы кабана забили уже, даже кровь пили. И мне тоже налили как большой. А он всё равно как вскачет! А теперь что, он совсем убежал? А как же Нинку замуж выдавать, если мясо не продадим? А Нинку никак нельзя обождать, её срочно надо, пока пузо не надулось. Папка говорит, ей скоро парашют нужен будет вместо свадебного платья…

Девочка как включилась на передачу, так и вещала, не то кнопка переключения на приём сломалась от душевных переживаний, не то по жизни западала. Николай поставил пулемётчицу-говорунью на землю, более всего его волновало, как далеко убежит свинья, поймают ли её хозяева, будет ли смертница отбиваться или уже околеет. Но нет, и свинья скрылась за горушкой, и её преследователи — увидеть ничего не получится.

— … а я им говорю, если и мне не дадите свиное ухо, я ваши покусаю! — Оказывается, Светка еще не замолчала.

— Николай, ну ты дал стране угля! Как же ты смог-то?! Прямо чистый тореадор!

— В смысле?

— В смысле, что к кабану рванул, словно забодать его хочешь, а потом такой выгнулся, девку хвать с холки! Кабан мимо просвистел, а ты такой стоишь как ни в чём не бывало! Герой!

— Так а я чего? Я ничего. Вдруг бы скотина её стоптала?

— Деревенский, по ходу?

— Не так чтоб совсем, но подворье своё у родителей есть. Мать на нём трудится.

— А отец?

— А отец в шахте трудится, ему не до скотины.

— Фёдор, ты видел, какой Герасимов подвиг совершил!

— Видел-видел! На его месте так поступил бы каждый.

— А чего ж ты не поступил? В канаву летел как пуля.

— Видать, я не каждый. Мы с тобой, Семен, оба оказались не каждые.

Глава 2 Потеря и находка

— Нет, дорогие товарищи! Мы вас так просто из деревни не отпустим!

— Да как так, у нас же маршрут, комсомольское задание.

— Вот отпразднуем такую славную встречу, посидим как люди, в баньку настоящую вас сводим. А поутру свежие и отдохнувшие вы и пойдете по своему маршруту. Куда вы вообще намылились, если не секрет?

— Да какой секрет, хотим дойти до заброшенной сейсмологической станции, она у вас где-то неподалёку. За Коровьим перевалом. Знаете такую?

— Ну… что-то такое слышали. Когда-то. Место дикое, никого и ничего там нет. И надобности туда шляться тоже ни у кого нет. Ученые оттудова и съехали потому.

— Почему?

— Транспортом добираться очень долго, круголей таких давать приходилось, что ужас. А пешком много не унесёшь. Вот они помыкались-помыкались, да и прикрыли свою рабораторию. Тьфу, лаболато… станцию закрыли. Не ходим мы туда. — Дядька неизвестного звания и должности, но явно --">