Игорь Подус - Ведьмак: назад в СССР 4

тётушка. — Знаю, знаю я всю эту глушь-глухомань, почитай с самого малолетства. Чай сама там цельных пятьдесят годков жизни прожила, до тех пор как старший сын сподобился и перевёз мать на станцию Дальняя. А ты милок чего там забыл на Тринадцатом километре. Там же кроме захудалого колхоза «Знамя Ильича», поселка с тем же названием, да пары загибающихся деревенек с охотхозяйством, почитай ничего не осталось. Или ты в новый лесхоз, едешь?

— Да я тётенька человек служивый и командировочный. К тому же, пока я в этих местах, надо родню друга навестить, да кое-что для себя по мелочи разузнать — зачем-то отчитался я и тут же решил кое-что уточнить. — А кстати тётушка, может скажете, а почему вы полустанок Четырнадцатый километр, Тринадцатым обозвали.

— Как почему. Так он раньше ещё до войны с немцами, да и потом, почитай до прихода Хрущёва, Тринадцатым километром всегда и назывался. А уже потом, после того как у нас в колхозе, три года подряд, кукурузу пытались выращивать, его в четырнадцатый и перекрестил, чтоб значится несчастливое название убрать — объяснила случайная попутчица, а следом поставила большое лукошко рядом с собой на деревянную лавку. Откинув чистую тряпицу, она достала из корзины свёрток и развернув газету. Затем кивнула на толстенный шмат солёного сала, без единой мясной прожилки. — Давай-ка налетай касатик, а то небось там откуда ты к нам прибыл, такого угощения днём с огнём не сыщешь.

Учуяв знакомый с детства аромат сала с чесноком, я не собираясь обижать, явно желающую поговорить тётушку, кивнул соглашаясь и тут же положил свой малый чемоданчик плашмя на большой, таким образом соорудив между нами некое подобие обеденного стола.

И пока я, словно фокусник извлекал финку из рукава и резал на развороте газеты «Правда» плотное в меру сало, рядом со стопками белых ломтиков, начали появляться свойские, варёные яички, краюха самодельного серого хлеба, ещё тёплая, вареная картошка, свежие огурцы, пук перьев зелёного лука и головка ароматного чеснока.

После выкладки нехитрого провианта, щедрая тётушка извлекла из корзины длинную бутыль с молоком и выдернув из горлышка, плотно свёрнутую газетную пробку, ловко налила мне гранёный стакан.

— Тёть, так молоко с салом, куда ж? — было возразил я, но она отмахнулась.

— Пей касатик домашнее молоко, кушай сальце и не бойся, от всего этого в пути тебя точно не пронесёт. Всё свойское, полезное, проверенное временем. Ты, в своём городе такого точно не отведаешь. Хлеб вечером испекла. Молоко парное, только с утра Звёздочку подоила, а лучок с чесноком и огурчиками, прямо с грядок сорвала, перед выходом и в ключевой воде обмыла.

Задавшись, я тут же накинулся на безумно вкусную еду и сразу вспомнил летние месяцы, проведённые у двоюродной бабки в деревне, под Рязанью. Вспомнил речку, сенокос, местных пацанов, девчонок и танцы в сельском клубе под радиолу и гармонь.

А пока я уплетал за обе щеки и глядя из окна вспоминал свои короткие и как мне казалось, давно забытые отрезки сельской жизни, в голове продолжала звучать мелодия и слова песни.

'На дальней станции сойду,

Запахнет медом,

Живой воды попью у журавля.

Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом

И васильки, и я, и тополя.'

Тётушка сидела напротив, вздыхала почти в такт песни и при этом искренне улыбаясь, глядела на меня так, словно кормит не случайного попутчика, встреченного в вагоне электрички, а собственного нерадивого сына, который за долгие годы, первый раз по случаю заскочил её навестить.

И когда я окончательно расслабился, в тамбуре вагона появился чернявый иной, заставивший меня снова напрячься. Стоявший на страже теневик узрел как парень с папироской во рту, выскочил из перехода между вагонами и замер в тамбуре. Прикурив папиросу у курившего бородатого мужика, чернявый быстро обшарил взглядом вагон и обнаружив меня, сидящего к нему спиной, удовлетворённо затянулся и начал ловко выпускать дымные колечки.

Однако, оставаться там и следить дальше он почему-то не стал и уже через минуту вернулся в головной вагон. Это его новое появление меня напрягло, и тётушка это сразу заметила.

— Милок, а ты чего в лице поменялся, аль угощение тебе мое не по вкусу пришлось? — спросила она.

— Да нет тётенька все очень вкусно, прямо как будто я к своей родне --">