Виктор Громов - Тайга

брезентовый навес соорудил вполне натуральный. Правда, кривой на один бок. Я пригляделся и тихонько присвистнул. В глубине стояла антикварная штука для готовки. Черт, как же ее называют? Забыл… Примус? Керогаз? Какая разница! Главное, что все, как взаправду. Ни одной современной шмотки. Даже донки на берегу торчат самодельные. А рядом на траве старинная надувная лодка.

Волей-неволей, но мысленно я проникся уважением к этой конторе. Столько усилий из-за одного меня. Сколько же им заплатили? Сколько может стоит подобный спектакль? Дохрена! Я уважительно присвистнул.

Только антураж здесь какой-то странный. Возле навеса валялась большая алюминиевая кастрюля. Вокруг нее серыми кучками лежала рассыпанная гречка. Валялась потрошенная рыба. Одна из опор навеса была надломлена по середине. Удивительно, как вообще не разлетелась на две половины. Народ вокруг стоял озадаченный, очумелый. Что парни, что девка. Интересно, а почему парней четверо, а девка, если не считать «Наташу», одна? Не смогли поровну подобрать? Не нашлось подходящих актрис? Чушь! Среди этой братии всегда уйма желающих подзаработать. Здесь какая-то другая причина. Или сценарий… Что я знаю об их сценарии? Ровным счетом ничего. И знать не хочу.

В этот момент меня увидели. Один из парней белобрысый, долговязый, в нелепой майке на выпуск осклабился и протянул:

— О, Мишка нашелся! Красавец, нечего сказать! К русалкам что ли ходил? И как? Понравилось? Им тут тыщу лет голого мужика не показывали.

Он довольно заржал. Остальные его не поддержали.

— Пошел в жопу! — огрызнулся я. — Не смешно.

Незнакомая девчонка приструнила шутника:

— Юр, прекрати. Не до шуток.

— Чего это не до шуток? — Взъерепенился тот. — Плакать что ли прикажешь?

Я сделал морду кирпичом и гордо прошествовал к озеру. Вникать в их разборки не было ни малейшего желания. Зато ужасно хотелось смыть с головы бутафорскую кровь, ополоснуть лицо и понять наконец, что же там так болит.

— Миш, ты куда? — Пролепетала «Наташа».

— На муда, — ответил я совсем невежливо.

— Куда? — Она сделала вид, что не поняла, махнула рукой в сторону лагеря. — Вот наша палатка. Пойдем. Хоть оденешься.

Я только плюнул на весь этот провинциальный театр, отвечать не стал. Дошел до воды, хотел присесть на корточки, да так и застыл. Из недр озера смотрело не мое отражение.

* * *

Парень в отражении был прилично младше меня — чуть-чуть за двадцать. Темноволосый, коренастый, широкоплечий, не очень высокий. Здоровяк, но совершенно ненакачанный. Ему бы потягать слегка железа или… Я аж потряс головой, пытаясь прогнать наваждение. Нашел, о чем думать! Дебил. Тут такое творится! Получается, все это — не розыгрыш? А что тогда? Глюки? А Наташа настоящая?

Я украдкой оглянулся. Девушка смотрела с состраданием. На мою Наташу по-прежнему не походила ни капельки. Ладонь сама зачерпнула воды, плеснула в лицо. Потом еще раз и еще.

Да ну, какие же это глюки? С комарами? С водой? Да я, пока по лесу шел, все ноги исколол! Не-е-ет, на глюки это не тянет. Так что же тут творится?

Я невольно застонал, обхватил руками голову и опустился на борт лодки. Черт, кто бы мне объяснил?

Тот из парней, что шутил про русалок, подошел ближе, встал возле Наташи. Спросил громким шепотом. Серьезно, без подковырок:

— Натаха, что здесь происходит? Что с ним?

Девушка шмыгнула носом. Сказала расстроено:

— Не знаю. Но мне кажется, что он ничего не помнит. Видишь, он головой ударился. Может, сотрясение? Может, пройдет?

Какое, к чертям собачьим, сотрясение? Башка у меня, конечно, трещала знатно. Но это совсем ничего не объясняло. Хотя…

У меня мелькнула совсем абсурдная мысль. Я резко обернулся, едва не свалился в воду и почти выкрикнул:

— Ребят, а какой сейчас год?

Мои новые знакомцы переглянулись, белобрысый парень пожал плечами и ответил:

— С утра был семьдесят третий.

— А где мы?

Тот, кого звали Юркой, заржал, окончательно убедился, что я шучу, что последний вопрос просто не может быть правдой, и припечатал:

— В тайге.

* * *

Изнутри палатка была такой же убогой, как и снаружи. Точнее, убогой для меня человека, избалованного технологиями двадцать первого века, привыкшего совсем к другим материалам, выросшего в комфорте. Наташу все это, вероятно, устраивало абсолютно.

Я опустился --">