Ханан Харитонова - Синий дом

валяются, да и мама сама в беспорядке: руки висят бессильно, волосы растрепались, нос покраснел.

Аля тогда зря себя в руках не удержала. В такие моменты надо не о себе думать. Матери и так тяжело. Надо было спокойнее как-то, объяснить, придумать, успокоить. Аля же шлепнулась на это дурацкое кресло и рыдала целую вечность, про все на свете забыла. А когда очнулась, вскочила, уже поздно было, в прямом смысле штаны просидела. И пятно это расплылось ужасно. Мать от него еще сильнее расстроилась, даже перестала выговаривать и ушла. Наверное, ей противно стало. Але вот страшно противно. Всех подвела, включая кресло.

На кухне все стихло. Аля быстро запихнула джинсы в шкаф, кресло подтянула к себе, развернула спинкой ко входу, чтобы мать не видела последствия пятна.

– Ну что там у тебя?

– Мам, все в порядке, я все убрала.

– Разве это порядок. Отец ушел. Он сказал, теперь не знает, как на тебя смотреть.

– Мам, я не хотела.

– Не хотела бы, такого бы не написала.

– А зачем он чужие вещи трогает и мой личный дневник читает? – Аля не выдерживает и срывается в плач. Ее бесит, что она не может вести аргументированный диалог, как взрослая. Поэтому она хоть и плачет, но все же глубоко дышит для успокоения. Получаются какие-то громкие с присвистом всхлипы. Алина мама не выдерживает сцены, прижимает руки к лицу и выходит из комнаты.

Аля с яростью трет пятно, короткая челка лезет в глаза, пальцы ужасно саднит. Аля решает, что так ей и надо.

Спустя некоторое время крадется на кухню. Мать сидит за обеденным столом и смотрит на чашку с чаем. Аля аккуратно достает из-за шкафа бутылку коньяка, которую отец припрятал тут пару дней назад, наливает немного на дно чашки.

– Мам, выпей немного, полегче будет. – Ставит чашку с коньяком перед ней.

– Ты же знаешь, я не пью алкоголь. Откуда у нас в доме вообще алкоголь.

– Откуда, откуда..

– Ох, не говори ничего. – Она выпивает коньяк резко, как таблетку, закашливается, запивает чаем. Аля смотрит на бутылку и думает, почему все так странно устроено. Вот бутылка есть, коньяк есть, пахнет на всю кухню. А говорить о нем нельзя. Как будто он фантом или, там, мираж.

– Ты сейчас иди спать, тебе получше будет. Он вернется завтра, всегда же возвращается, не плачь из-за этого, я очень тебя прошу.

– Чтобы я без тебя делала, дочик.

Аля возвращается к себе в комнату. При свете одной лишь настольной лампы пятно почти не заметно. Она подходит к зеркалу, долго смотрит на себя, а потом закалывает челку так, чтобы ее не было видно.

***

Около тополей останавливается парень с большой собакой. Собака поднимает ногу, писает на дерево и смотрит на меня. Парень достает сигареты и тоже поглядывает в мою сторону. Я их понимаю. Я бы тоже смотрела на их месте. Стою зачем-то в центре пустыря, в небольшой яме, по колено в снегу. Как раз на месте бывшей кухни бывшего дома.

Недавно я прочитала в научно-популярной статье, как алкоголь разрушает мозг, особенно в больших дозах. Например, если пить два литра пива каждый день, мозг как будто сморщивается. Я думаю, не только мозг. Сморщиваются вечерние чаепития семьей, компьютер с любимой музыкой, чувство безопасности, когда ложишься спать, а за стеной не легли и еще долго не лягут. Сморщивается подушка, которой накрываешь голову и прижимаешь к ушам. Сморщивается гора грязных тарелок и разбросанная обувь, кот в дальнем углу. Сморщивается семья, руки от холодной воды, ведро для мытья пола, нос, слезы и радость.

***

В родительской комнате Аля лишь изредка чувствовала себя уютно. Не смотря на два больших окна в кружевных занавесках, торшер с оранжевым абажуром, кирпичный печной угол и котовую лежанку. Иногда Аля приходила к родителям смотреть телевизор. Она брала с собой толстый плед и, завернутая в него как гусеница, устраивалась между родительским диваном и котом, смотрела все подряд, пока ее не отправляли спать.

Сейчас Аля стоит у окна, подальше от дивана и чувствует себя совсем не на месте. Она держит руки скрещенными на груди, смотрит на родителей, немного поднимается на носочки, потом переносит вес на пятки. И еще разок. И еще.

– Ты можешь поспокойнее как-то, Аль? – Мать пока сдерживается. – Нам всем надо поговорить.

– Давно пора, конечно, всем вместе. – Але неприятно в горле от сарказма, но остановиться уже нельзя. – Как настоящей семье!

– Ты в каком тоне с матерью говоришь. – Отец сидит на диване, опирается локтями на колени, смотрит на Алю поверх очков. --">