Владимир Сергеевич Березин - Птица Карлсон

Вся мировая литература едина и связна, всё в ней — часть одного целого. И два друга — один из которых может оказаться воображаемым, а другой — ненадёжный рассказчик, кочуют из романа в роман. Там они притворяются благородным сыщиком Холмсом и доктором Ватсоном, тут — Дон Кихотом и Санчо Пансой, а здесь — Обломовым и Штольцем. Человек универсален, он состоит из любви и ненависти, решительности и растерянности, и никакой ветер от пропеллера-вентилятора не унесёт его прочь.

История маленького мальчика, которого все зовут Малыш, вечна. Она повторяется тысячекратно.

Иногда Малыш вырастает. Пальцы с вросшими ногтями не радуют, а на руках высыпает старческая гречка. Мама обманула его: Малышу всё же всучили вдову старшего брата. Впрочем, и вторая жена оказалась не лучше. Третья разорила его и бежала с гастарбайтером в страну с непроизносимым названием.

И вот однажды он подходит к окну и кладёт свой живот на подоконник.

Чу, что-то движется в сером городском воздухе. Да это ― Карлсон!

Эх, Карлсон! Птица Карлсон, кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты мог только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на севере, до которой ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. Хитрый, кажись, этот воздухоплавательный снаряд, схвачен железным винтом, приколот на пузе кнопкой. Не в немецких ботфортах, не с бородой и рукавицами, а летит чёрт знает как; зажужжал да затянул песню ― волосы вихрем, лопасти в пропеллере смешались в один гладкий круг, только дрогнул воздух, да вскрикнул, задрав голову, остановившийся пешеход ― и вон понёсся, понёсся, понёсся!.. И вон уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух.

Не так ли и ты, жизнь, что бойкий необгонимый Карлсон, несёшься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади.

Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в твоей суете? Эх, дни, дни, что за дни! Карлсон, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Идиотическая улыбка расплывается на его лице, чудным звоном звенит моторчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ему дорогу всякие народы и государства.

Но чаще всего за этим наблюдают с дачной веранды, после вечернего чая, после необременительной карточной игры, и опять разговоров, когда некуда торопиться. Впереди долгий барский завтрак, переходящий в обед, блик графинчика в буфете в тот момент, когда Арнольд Петрович решил сам найти соль, и Фирс будет трясти головой, отвечая на незаданный вопрос.

А сейчас, в этой минутной паузе, когда утихли разговоры, только звякнула ложечка, но ещё не стукнулось снова горлышко бутылки о рюмку, когда все уже устали говорить, нужно прислушаться.

Многое этому мешает, да разговоры на такой веранде всегда утомляют. И все оттого, что люди на верандах во всю мочь спорят о жизни, которой нет, но, может, была, очень сильно напирая на то, что у немцев железная воля, а у нас ее нет — и что потому нам, слабовольным людям, с немцами опасно спорить — и едва ли можно справиться. Словом, ведут спор, самый в наше время обыкновенный и, признаться сказать, довольно скучный, но неотвязный, и, вот, утомившись, всё же надо замолчать.

Тогда в ночной дачной тишине можно услышать тонкий звук — чуть громче комара, чуть тише падения бадьи в шахту.

Это — плюти-плют — во тьме летит многоликий Карлсон.

2022

Твоё подлинное имя

Время было похоже на чёрную воду, в которую вступаешь, и больше не можешь выйти на берег.

Вода была чёрной и солёной, будто тонешь в море.

Он проснулся посреди ночи, весь в поту.

Жена храпела рядом. Даже в темноте был виден неестественный цвет её волос.

Что ему снилось ― было стыдно

--">