Соломон Корвейн - Восхождение к власти: «италийский рассвет»

Пролог

Эпоха «Великой европейской ночи».

Вуаль ночи накрыла холодной рукой город, погрузив опрокинув его в объятия мрака. Всё черным-черно и даже тьма на улицах кажется непроглядной, удушающей всякий свет уличных фонарей. С неба хлещет ледяной дождь и дует морозный ветер, гонящий отвратительные городские запахи и воющий оду погибели. Над «людским ульем» установилась непроглядная темень, и даже убогое освещение не может её разогнать, а оттого ничего не видно дальше своего носа. Да кому разглядывать дороги? Все обычные горожане по домам ночью сидят, так как в это время суток это одно из самых безопасных мест, если конечно для этого города ещё применимо слово «безопасность».

Но всё же есть та, для кого ночь не спокойна. По кривым и разбитым улочкам бежит женщина, преодолевая стихийные свалки и разрушения дороги. Ноги запинаются о кучи валяющегося мусора, девушка едва не проваливается в обширные дорожные ямы, но продолжает нестись, держа в руках большую коробку. Её тёмные волосы слиплись из-за постоянного дождя, а лицо скрылось за тканевой маской. Пространство вокруг улицы сдавливают колоссальные многоэтажные дома, похожие на мрачных стражей во мраке. Только постройки давно стали воплощением разгрома и кризиса – порушенные стены и выбитые окна, мох и лишайник окутали их подобно узорчатому ковру. По кожаной куртке, в которую одета бедолага, бегут струйки ледяной промораживающей воды, а сам покров готов треснуть от такого холода и осыпаться кусками. Из носа рвутся клубы пара, окутывающие прекрасный лик, а тяжёлое сбивчивое дыхание разносится по улице слышимым приглушённым эхом.

Несчастная как загнанный зверь несётся по улице в безысходной надежде спастись.Позади уже слышатся безумные, полные жесткости и ненависти голоса. Сапоги готовы развалиться на части, а изодранные брюки едва ли представляют собой одежду, способную защитить от впивающихся в кожу когтей стужи. В руках молодой женщины зажата какая-то коробка, прикрытая полиэтиленом, чтобы вода внутрь не попадала и для создания хоть какого-то тепла.

- Ай! – крикнула девушка, запнувшись. Под ногами то и дело попадаются ямы, колдобины и малые овраги, «выросшие» посреди улиц. Глаза пытаются найти путь, ориентиры, но впереди лишь тьма и нет ни одного окна, из которого бил бы свет, нет ни единого фонаря, осветившего путь. Кажется, надежды нет.

- Мы идём за тобой, тварь! – кричит голос полный безумия откуда-то сзади.

- Тебе от нас не спрятаться! – гулким эхом поддерживает его следующая голосина.

Девушка не обращает на это внимания. Она сосредоточена лишь на том, чтобы нестись. В ногах огнём ощущается усталость и боль, одежда промокла, пальцы немеют от жуткого холода, но нельзя останавливаться ни на секунду.

«Ура», - радость вспыхнула в изнеможённом рассудке.

Вот пред очами мелькнула попадается знакомая дверь, зажатая в доме, стоящего посреди исполинских построек. Девушка перелезает через груду камней и разбитых автомобилей, оказавшись рядом с деревянной подгнившей дверью двухэтажного здания, и судорожно бьёт изо всех сил в неё. Хруст дерева, из которого сколочена преграда, говорит о полной испорченности материала. Но всё же гнилые доски держат удар женского кулака, возвещая о несчастной гостье.

- Кто там? – звучит вопрос из-за двери.

- Аннета! – громко кричит девушка, пытаясь перекричать дождевую дробь, – открывай!

Дверь со скрипом отворяется и оттуда показывается фигура молодого мужчины в чёрной церковной рясе, подпоясанной обычным драным ремнём. Его лицо покрыла тень удивления и страха, но взгляд остаётся сосредоточенным и строгим.

- Что тебе понадобилось, Аннета? И так поздно…, – раздается спокойный вопрос владельца дома, но услышав матерные и гневные воззвания с улицы. – Если нужно, можешь спрятаться у меня в доме.

- Нет! – резко ответила девушка. – Это поставит вас под удар банды…

- Тогда что?

- За мной гоняться, – со слезами на прекрасном бледном молодом лице умоляет девушка. – Заберите их, прошу вас! Найдите мою сестру и отдайте их ей, вы знаете её же.

Жилистые руки священника уцепились за коробку и откинули кусок полиэтилена. В коробке, закутанные в тряпки и куски тёплой одежды лежат два ребёнка, слабо похныкивающих и просящихся к матери. Их плач отзывается гулким надрывистым воем печали в душе священника, а при каждом хныканье дух готов --">