Алексей Вячеславович Зубков - Корона Меднобородого

Федорович. Тоже мне лазутчики. Отрок простодушный и при нем немец не из дворян. Никто этого Ласку Умного за язык не тянул. Пообещал бы хану с три короба и ускакал за горизонт. Вместо того он хану в лицо не побоялся сказать, что сына его убил. И тебе бы в лицо сказал, проваливай, Семен Федорович из Крыма. Такой человек дохлой собакой пугать не будет.

— Я бы с места не сдвинулся.

— Тогда бы он под окно пришел и на поединок вызвал. Прямо. Без намеков с дохлыми собаками и краденой шубой.

— Ладно, черт с ним. Если не поеду, то что?

— Садимся в осаду. Но татары над нами и так смеются, а будут вообще как лошади ржать. Все уважение потеряем, если волк два-три дня не придет.

— Если уеду, то не будут смеяться?

— Скажи, что домой едем. Хватит, мол, у друзей гостить, пора дома навести порядок. Только не дома в Москве, не поверят, а дома в Литве. В поместье, что Сигизмунд пожаловал.

— Дело говоришь. Надо бы с Сигизмундом помириться. Скажу, что только моими стараниями татары в набег на Литву этим летом не пошли. Перед этим можно и к султану заглянуть. Заодно Сахиб-Гераю скажу, что поинтересуюсь, какими путями от султана к хану его кровный враг попал. Распоряжайся, Василий, поехали.

Выехали они засветло, поэтому ночевали уже в Чембало. Утром Василий прогулялся по порту, узнал, что сегодня днем в сторону Истанбула уверенно выходит всего один корабль. И еще пара выходит, когда будет угодно Аллаху.

И вот тут, когда уже все вроде понятно, на пути оказывается тот отчаянный парень, которого только вчера лично хан отправил в самую основательную темницу.

— Ты? — удивился Василий.

— Ну, я, — ответил Ласка, — Уезжаем мы, и пусть тебе будет стыдно.

— За что стыдно?

— Что напраслину на меня возвел, будто я лазутчик московский и против хана или против боярина Бельского худое замышляю.

— Напраслину, говоришь? А я вижу, что ты и боярина преследуешь.

— Побойся Бога, кого я преследую? Боярин что, уезжать собрался?

— Коли и собрался?

— Вот те крест, я о том ни слухом, ни духом. Я с капитаном позавчера договаривался, он ни про какого боярина не говорил.

Василий вспомнил, что решение срочно уезжать было принято вчера вечером, а капитан сегодня и правда говорил, что ждет каких-то русских. И как эти непонятные лазутчики могли подслушать разговор в Бахчисарае, если перед этим их увели к Кырк-Ор на веревках? Совпадение? С кораблем точно совпадение, не такой уж тут оживленный порт. Захоти кто сегодня выйти в сторону Истанбула, так один только корабль и найдет. Но почему они не сидят за решеткой в Кырк-Ор и почему девица снова с ними? Хан передумал и помиловал? Когда бы он успел? И на прощание Семену Федоровичу словом не обмолвился?

— Вы что, сбежали из Кырк-Ор? — спросил Василий.

— Почему бы православному добру молодцу и не сбежать от неправедного суда по ложному оговору?

— Никак, Грязной помог?

— Помог, но сам остался. Мое слово, говорит, не собачий лай.

— По ложному, говоришь? Я вот вижу, что у тебя за спиной беглая девица из гарема.

— Почему бы православному добру молодцу и не вызволить из неволи православную красну девицу?

— А не шуба ли в тюке, который немец твой тащит?

Не сказать, что шубы положено было возить единственно верным способом. Но краденая шуба занимала внимание Василия, и он по размеру тюка предположил просто на удачу.

Ласка, как честный человек с небогатым жизненным опытом, еще не научился скрывать эмоции. Василий прочитал по его лицу, что в тюке действительно шуба. Соображал он быстро. Шуба, волк, странные совпадения, невероятно быстрый побег. И почему-то они с Семеном Федоровичем без обсуждений посчитали немца кем-то вроде прислуги при московском дворянине, хотя немец-то и постарше будет, и на холопа никак не похож. Попутчик, привязавшийся к тому, в чьей тени можно «делать дела»? Про немца даже на ханском правеже никто ни одного вопроса не задал, настолько хорошую тень он выбрал.

Ночью оборотня сталь не берет, а вот днем добрая сабля снесет голову что матерому волчаре, что подзаборной шавке.

Ласка понял, что Василий догадался про шубу, и миром не разойтись. Оба одновременно выхватили сабли. Встали вполоборота друг к другу. Стойка у боярского знакомца была польская, рука на высоте головы, острие смотрит вниз. У Ласки — простая. Рука на уровня пояса, острие смотрит вверх.

Василий прощупал защиту противника тремя быстрыми ударами, каждый раз возвращая --">