Артём Артёмов (Artem2s) - Буквы

только добро и исправляет беды мира своими молитвами. Поэтому очень важно для них было всегда быть тут, у него под рукой, чтобы по первому зову явиться в молельный дом и творить добро вместе с ним.

Подозреваю, что для многих из них весомым аргументом в пользу постоянной готовности к добру была бесплатная еда и выпивка.

А я видел пару раз, кто приходит на поклон к старому тибетцу. И никак не мог поверить, что такие люди станут платить сумасшедшие деньги за добрые дела.

* * *

Так что жил я, как и раньше, разве что пил меньше, да о еде голова не болела. Смотрел по сторонам и думал, думал. С дядей Колей дискутировал за пивом, да и просто за жизнь беседовал. Мантры слушал, деньги копил. Думал, надоест скоро, возьму да уеду отсюда к черту. Куплю квартиру где-нибудь в небольшом, но хорошем городе. Новосибирске, к примеру. Или Дрездене. Попробую все-таки жизнь начать заново.

Но в начале четвертого года моей ашрамной жизни я начал замечать, что народу вокруг будто прибавляется. Если раньше шарахалось туда-сюда по комплексу от силы пара сотен человек, да иногда приезжали временные буковки по отдельным приглашениям, чтоб на молитву набралось, то теперь вдруг в глазах начало рябить от людей. В столовых еще не было тесно, но уже и не пусто, как обычно, когда каждый ел, когда хотел, и две сотни человек размазывались на целый день по нескольким столовым.

Я поделился наблюдением с дядей Колей в один из наших собутыльных вечеров, и он охотно закивал.

— Вот и я смотрю, уж никак с тысячу фонем собралось. Что-то большое задумал старый прочитать. Может, собрал наконец.

— Что собрал?

— Да то, что с самого начала собирает. «Ничего» свое.

Я глуповато моргал, не понимая, куда он ведет.

— Ну, сам подумай, вот на что ему столько людей, а?

— Слова собирать, — протянул я, — эти, словоформы, лексемы.

— Да, но до сих пор он собирал на молитву человек триста, ну пятьсот изредка. И ему хватало. А ведь искать-то он не перестает! За то время, что я тут штаны просиживаю, через ашрам тысячи разных людей прошло. Многие ушли навсегда, не подошли, видать. Но многие возвращаются. И таких куда как больше пятисот.

— Ну, и зачем вообще столько людей? — решил я вернуть вопрос дяде Коле. — Сколько этих букв, тридцать? Ну, сорок. Зачем тысячи?

— А ты составь хоть одну фразу только из тех букв, которые в алфавите есть, — уже хорошо поддатый мужичок охотно начал отвечать на свой же вопрос, — ну вот из тридцати русских-то. А? То-то. Буквы повторяться должны, много одинаковых будет. А в этом языке, как я понял, и вовсе грамматика сложная, одна и та же фонема иначе звучит в разных местах словоформы, да и означать словоформа будет разное, смотря где в предложении стоит. Вот и собирает он по миру фонемы для сложных фраз.

— А тысячи зачем, если до сих пор сотнями обходился? Ведь и молельном доме циновок этих тьма!

Дядя Коля многозначительно поднял палец.

— О! Верно мыслишь.

— Он что-то большое хочет написать, — дошло до меня наконец.

— Что-то глобальное. Кардина-льное, понимаешь? — мы смотрели друг на друга пьяными глазами и многозначительно кивали.

— Мир во всем мире? — ничего умнее мне в голову не пришло.

— И счастья всем сразу, — хмыкнул дядя Коля. — Хотя тоже может быть.

— А ты что думаешь?

Мой собеседник погрустнел и вздохнул, допил пиво из бутылки и открыл следующую. Откинулся на спинку стула.

— У него всю семью ведь убили. Мамку, сестер, братьев. Отца. А он малой совсем был. Без матери рос, без родных. Я вот и думаю, может, он задумал их… Ну…

У меня мурашки по коже побежали.

— Из мертвых поднять?

— Да тьфу на тебя, башка дурная! — чертыхнулся дядя Коля. — Ну, не поднять уж, а, может, как-то сделать, чтоб с ними говорить можно стало. А может, и оживить. Знаешь, как в Библии обещано. Смертью смерть поправ и сущим в этих, в гробах, жизнь даровав.

— Думаешь, можно вот так, запросто, своих умерших родственников оживить?

— Только своих, наверное, сложно, — задумчиво пробубнил он себе под нос, — не скажешь же Будде чтоб вот только мамку, папку, двух сестер, трех братьев да собачку Джучку. Длинно, да и как-то нехорошо. Но вот если сразу всех… Просто всех, а?

Я посмотрел ему в глаза и увидел там слезы.

— Всех, понимаешь? И сына моего. И жену. Всех…

Его голос затих до невнятного пьяного бормотания, а я сидел оглушенный этой мыслью. Всех? А если можно — всех? И маму. И Шило, и --">