Anthony Saimski - Где-то во времени. Часть первая.

крупинки тут же тихо защёлкали по обдергайке. Так моя бабушка называла дешёвую китайскую куртку, сшитую из дерьмового кожзаменителя на манер то-ли рокерской косухи, то-ли пафосного облачения раллийного гонщика. По рукавам бежали бело-оранжевые полосы, а вся поверхность была покрыта множеством нашивок с закосами под различные бренды. Спину украшал огромный вышитый орёл, в котором определённо угадывался намёк на Харлей-Дэвидсон. Вот только исполнен он был в других цветах и с полнейшей абракадаброй вместо знакомых букв. Так что смысла и реального соответствия в этих надписях было не больше чем в надежде на то, что Мезенцев придёт вовремя.

При мыслях о доме и родных стало не по себе. Сердце болезненно сжалось, и я невольно тяжело вздохнул, обратив внимание на треклятый медальон, который покоился у меня на груди. Я уже более-менее научился не обращать на него внимание, но стоило только почувствовать тяжесть на душе, как он тут же начинал испускать еле уловимые вибрации. Это было сложно объяснить, но все мы буквально физически ощущали направление, в котором надо было двигаться. Словно кто-то неведомый положил ладонь на грудь и не настойчиво, но в тоже время достаточно уверенно, нажимал на неё, вынуждая развернуться в нужную сторону. Медальоны, подобно неведомому магниту, тянулись к дверям, или вратам, или порталам... В общем к этим дыркам в ткани пространства, которые Вовка сначала назвал просто словом проход. И, учитывая всю жопность нашего положения, эти проходы вполне можно было считать задними.

Под подошвами дешёвых китайских кроссовок зашуршала грязная щебёнка. Очередной порыв холодного ветра умудрился забраться даже под синтетическую кофту на молнии и штанины джинсов. Я невольно втянул голову в плечи, поправил засаленный воротник и прибавил шагу.

Похоже осень две тысячи первого года в этой версии Челябинска была точно такой же, разве что намного холодней. На сколько мы смогли понять, в мире происходили те же события. Жили те же люди. Вот только вместо наших домов торчали огромные каменные глыбы, словно нас никогда тут и не было вовсе. Может быть, это была какая-то подсказка, только хрен пойми на что. И от кого. И что вообще она могла значить.

Впрочем, несмотря на общую странность всего произошедшего, гараж Мезенцева существовал и здесь. И даже ключ, который болтался в кармане куртки, с лёгкостью открыл замок. Вот только вместо оранжевого четыреста двенадцатого москвича его деда, нас встретил весьма странный УАЗ буханка. Хотя странным был только его цвет, не свойственный подобным автомобилям. Во всяком случае, мне такие никогда не попадались.

Это был такой же яркий, буквально пылающий оттенок оранжевого, что смотрелось весьма странно и непривычно. Мезенцев всегда говорил, что цвет по ПТС называется «бизон». Но так это или нет, мы с Вовкой не знали, так что верили Игорю на слово.

А ещё он всегда назвал дедов москвич «оранжевым Боливаром». Поэтому, когда вместо ожидаемой машины перед нами предстала яркая буханка, у меня невольно вырвалось, что этот Боливар точно вынесет двоих. И даже больше. Но Игорь никак шутку не оценил, так как не читал О.Генри вообще, и «Дороги, которые мы выбираем» в частности.

Я миновал длинный ряд пронумерованных ворот из листового железа, и свернул на нужную развилку. Выкаченный на улицу Боливар выделялся на фоне тёмно-синих осенних сумерек и падающих крупинок снега. Яркая краска напоминала отблески догорающего заката, всё ещё дающего бой надвигающейся тьме, но уже обреченного на поражение. От подобных мыслей становилось только хуже. Но, по мере приближения, до меня всё отчётливее доносились знакомые задорные ритмы группы «Оффспринг», способные хоть ненадолго отпугнуть надвигающееся уныние.

Когда я поравнялся с приоткрытой дверью, сквозь которую пробивался желтоватый электрический свет, как раз раздались характерные вопли исполнителей, открывающие песню «Селф истим», или саморазвитие, в переводе на русский.

«Пожалуй, лучший альбом... — подумал я, горько ухмыльнувшись. — „Американа“ тоже ничего, но какая-то более прилизанная, что ли...»

Подобные мысли отвлекали меня от тяжёлых раздумий, позволяя мозгу зацепиться за знакомые образы и всплывающие эмоции. Кто бы что не говорил, а «Оффспринг» мог задать задорный тон и мотивацию двигаться вперёд.

Вторя безумным крикам, в дело вступил Вовка Вишняков, или попросту Бабах, сотрясая --">