Максим Андреевич Далин - Костер и Саламандра. Книга вторая

покинула юдоль… С костями проще, тело — это… очень интимно, что ли. Не страх, не брезгливость, а…

Целомудрие, что ли. И уважение.

И, в сущности, я могла его понять. Просто мне было нестерпимо… я опять должна была сама резать тело друга, самого-самого близкого друга — много хуже, чем тогда, в детстве, Тяпку, совершенно немыслимо…

Но Ольгер был прав. Я понимала, что прав.

Это моё дело. Он и так предложил помощь, какую смог.

И мне пришлось разобрать этот шедевр — тело Виллемины. Я не думала, что это будет до такой степени больно. Особенно лицо. Такое чувство, что святотатствую, режу это Божье чудо… Резала её тело, свои пальцы, ревела…

Сожгла её плоть в алхимической печи — и собрала пепел. И только тогда позвала Ольгера.

— Господи, леди, — сказал он, глядя на меня, как на выходца из ада. — Вам отдохнуть бы…

— Ты сказал, что кости обработаешь, — буркнула я. — Давай. Видишь, там ждут люди Фогеля, им надо собрать новое тело до завтрашнего заката. Делай быстро.

Он притащил какие-то свои банки и склянки, слил из двух в одну большую — запузырилось.

— Не испорти, — сказала я. — Второго шанса не будет.

А у него уже глаза прозрачные: задачу решает человек. Счастливец: тела не видит — кости ему так душу не жгут.

— Не беспокойтесь, леди, — сказал Ольгер. — Унция Ранней Зари, раствор Белого Ветра, безопасно и надёжно, смотрите!

Красиво сделал, надо признать. От этого его раствора кости Вильмы стали белыми, как фарфор, — и мы их отдали мэтру Фогелю, чуть-чуть успокоившись: по крайней мере, это будет красиво, насколько только возможно.

— И прочно, леди, — сказал Ольгер. — Вот увидите, будет прочно.

— Не прочнее, чем живые кости, — грустно сказала я. — Вся эта механика… эх… Пойдём наверх, душно мне что-то…

Виллемина беседовала с Валором, сидя в своём любимом кресле — вместе с Тяпкой, которая, кажется, грелась об неё. Я снова увидела Вильму в окровавленном белом платье — и меня снова резануло душевной болью, а она встала мне навстречу, протянув руки:

— Ох, Карла, дорогая! Как же тебе досталось сегодня…

Тяпка спрыгнула с кресла и полезла лизаться и лапиться. Я стояла и думала: хорошо бы не отключиться прямо сейчас.

Валор, кажется, догадался и придвинул кресло — и я села в обнимку с собакой и с духом. Свет газовых рожков показался мне присыпанным пылью.

— Деточка, — тихо сказал Валор, — постарайтесь немного успокоиться. Худшее уже позади.

— Валор, как вы думаете, — спросила Вильма, — кто-нибудь из вампиров отзовётся, если окликнуть? Год пришёл к повороту, вот-вот начнёт светать…

Валор подошёл к зеркалу и постучал в него костяшками пальцев, деликатно, как в дверь. В комнату вошёл Олгрен собственной персоной.

— Напрасно я не дождался леди, — сказал он. — Вы были правы, тёмная государыня.

— Валор, адмирал, ну зачем… — начала я.

Олгрен сделал ко мне быстрый шаг — и совершенно чудовищно вульгарным, просто хамским движением поднял меня на ноги и притянул к себе за плечи.

Так, что я завалилась ему головой на грудь.

Как… не знаю… как юнгу своего! Никто не ведёт себя так с леди!

Но он был — облако ледяной Силы, я в него падала, как в море, как в поднимающуюся волну, сияющую, просвеченную насквозь. Я почувствовала, как он меня наполняет: я — засохшая водоросль — и вот снова вода, вода — и в меня идёт живой ток, я парю в нём, как в глубине…

— Спасибо, дорогой адмирал, — услышала я Вильму словно сквозь толщу воды.

— Сейчас она уснёт, — сказал над моей головой Олгрен, и его голос прозвучал колокольной медью.

И я перестала барахтаться. Я дала себе падать и падать, пока не опустилась на дно тёмно-синего мерцающего сна…

2

Я стояла на берегу моря. Мягкой, чернильно-синей летней ночью, невероятно ароматной — с запахом соли и водорослей, с совершенно родным запахом. Давным-давно прошедшей летней ночью. Громадная, белёсая, мертвенная луна стояла над морем, прибой еле лизал песок — а на песке горела восьмиугольная звезда вызова из нижних кругов, с тройной защитой.

И рогатая адская тварь высовывалась из центра звезды по плечи: дальше её не пускали штрихи защиты. Гад смотрел мне в глаза, и я видела, как адское пламя бушует внутри его головы, вырываясь в глазницы.

— Маленькая тёмная леди, — прошелестел он, как прибой по гальке. Как прибой по голым костям. — Маленькая лгунья. Женское счастье отдала за мнимую жизнь --">