Галина Владимировна Романова - Теория вероятного чуда

— А я тебе говорил!..

— Что там про твое бесплодие доктора говорят? — вернул ее к реальности озадаченный голос Палыча.

— Ничего. Говорят, что здорова.

Она подумала, говорить ли дальше? Не вызовет ли ее новость у Палыча очередных замечаний, но все же не выдержала и произнесла:

— Но советуют не затягивать с этим. Часики тикают, и все такое…

— Во-от, Панина. Верь им, — миролюбиво изрек Палыч, кажется, улыбаясь. И добавил: — И не затягивай. Согласен с твоими докторами: время быстротечно. А ты куда сейчас?

Она вообще-то никуда не собиралась. Если бы у нее на руках было положительное решение проблемы ее неудавшегося третьего брака, она бы, возможно, позвонила бывшему. Может, промямлила бы что-нибудь в духе: давай попробуем еще раз.

Но на руках у нее был приговор. Их брак не просто расторгнут, он похоронен под бетонной плитой. И поэтому делать дома ей было абсолютно нечего. Потому что некого было тащить в койку.

— Я не знаю, Палыч. — призналась она честно после недолгих размышлений. — Жара на улице. Домой тоже не хочу.

— Дуй ко мне, за город. В саду благодать. Пожарим чего-нибудь. Я рыбы вчера наловил.

Она поморщилась. Рыбу, которую ловил в озере Палыч, она не просто не любила, она не умела ее есть. И вся мякоть, что имелась на мелких противных косточках, так на них и оставалась. Палыч злился на нее, учил, как надо обращаться с его деликатесом, но у нее ничего не выходило.

— Не хочешь рыбы, пожарим мяса, — тут же заполнил он повисшую паузу миролюбивым голосом старого добряка. — Я вчера купил таких свиных ребрышек…

Она закатила глаза. Свиные ребрышки были чуть лучше прудовой рыбы. Особенно те, которые где-то ухитрялся добывать Палыч. На костях, напоминающих музыкальный инструмент далеких горцев, кроме жира не было ничего.

— Спасибо, Палыч, но, пожалуй, я поеду домой. Времени уже не остается на шашлык с учетом дороги, — принялась она тут же оправдываться.

— Панина, так бы и сказала, что ни моя рыба, ни свиные ребрышки тебя не прельщают. Вот начинаешь крутиться, — совсем без обиды проговорил он. — Ладно, поезжай домой. Но только обещай мне не тосковать, идет?

— А с какой это стати мне тосковать, Палыч? — она даже рассмеялась. — Диагноз вынесен не мне, а моему браку.

— Это я так, на всякий случай. И да, Панина, постарайся не влезать ни в какие приключения по дороге домой.

— В смы-ысле? — протянула она с наигранным удивлением.

— В том самом, что не бросайся по дороге домой задерживать преступников, случайно подвернувшихся тебе, не очутись в числе заложников или свидетелей правонарушений, одним словом, прекращай спасать мир в свободное от работы время. Чтобы мне не пришлось спасать тебя в мой личный выходной…

Рассмеявшись, они простились.

Опустив солнцезащитный козырек в машине, она уставилась на свое отражение в маленьком зеркале с подсветкой.

— Ну что, Дарья Дмитриевна, едешь домой? Или пообедаешь?

Она могла сколько угодно обманывать себя и своего старого друга Палыча. От содержания той бумаги, что лежала сейчас в ее сумочке, ей было совсем не весело. Так же не бывает, чтобы какая-то там несовместимость мешала ей завести ребенка сразу от трех мужчин. Не одновременно, конечно. А по очереди, но все же! Так же не бывает, чтобы три ее бывших мужа были с ней несовместимы по каким-то там медицинским показателям, выговорить которые страшно сложно. И даже сложно прочитать. Может, с ней в самом деле что-то не так? Она чем-то больна, а от нее это просто скрывают?

Вдруг вспомнились слова пожилой акушерки одного из медицинских центров, куда она бегала, будучи во втором браке.

— Просто ваше время еще не пришло, милая, — ласково улыбаясь, пыталась она ее утешить. — Рождение человека — это Божий промысел. Только ему решать, когда, от кого и кто это будет.

Даша тогда возмущенно отозвалась, наговорив ей много чего и про прогрессивные методы лечения, и про возможность запрограммировать пол будущего ребенка, и про странности подобного рассуждения, услышанные ею из уст медицинского работника. На что, снова ласково улыбнувшись, старая акушерка ответила:

— Я десять лет лечилась, таскала на обследования своего бедного мужа. Оба здоровы, а детей нет!

— И? — уставилась тогда на нее Даша злыми глазами. — Детей у вас так и нет?