Эдвин Роберт Роберт Бивен - Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского

племенная организация в Иране не прекратила своего существования; она просто ушла в тень перед той господствующей властью, которой достиг дом Ахеменидов: их завоевания за границами Ирана дали им абсолютную власть над огромным населением. Традиция, которую воспроизводит Геродот, все еще говорит о начале царской власти в Иране. Основные черты этой истории, возможно, правдивы: амбиции, возникшие у мидийца Дейока, после того, как его народ освободился из-под ига Ассирии; то, как мидийцы устали от внутренних конфликтов и поэтому были вынуждены примириться с общим подчинением одному великому человеку; то странное нововведение, когда мидиец окружил себя помпой и соответствующими атрибутами, подражая ниневийскому двору. После того как лже-Смердис был повержен, главы персидских кланов, как уверяет нас Геродот^[2], даже серьезно обсуждали вопрос, не нужно ли вообще отменить царскую власть и выбрать форму общественного устройства, более совместимую с древними обычаями, при которой племенные вожди или племенные собрания стали бы правящей силой.

Итак, до появления эллинизма в качестве альтернативы грубой свободе первобытных племен мир, судя по всему, мог предложить только непрогрессивный деспотизм. Некоторые народы, например египтяне и вавилоняне, подчинялись царям тысячелетиями. И во все это время не было никакого прогресса. Конечно, было движение: династические перевороты, завоевания чужеземными племенами, изменения моды в одежде, искусстве, религии, но прогресса не было. Если что-то было – то это был упадок. Между царем и его подданными были отношения хозяина и раба. Царские чиновники назначались царем, отвечали перед ним, а не перед народом. Под его командованием находилась армия, которая давала ему исключительную материальную власть. От народа он прежде всего требовал двух вещей, и у народа, в свою очередь, были два основных требования к нему. Во-первых, он выбирал из них людей себе на службу и, во-вторых, забирал себе столько их собственности, сколько считал нужным. А в ответ они требовали от него прежде всего мира с соседями – поскольку один он со своей армией мог отразить чужеземных захватчиков или дикие племена холмов и пустынь, и, во-вторых, мира внутреннего, который он обеспечивал, будучи сам или через своих представителей судьей их распрей.

Именно при этих обстоятельствах развился характер, который мы теперь именуем «восточным». Землепашцу или купцу никогда и в голову не приходило, что действия правительства каким-либо образом касаются его: он был лишь единицей в огромном объединении, которое связывало только подчинение одной внешней власти; для него, в то время пока цари отправлялись на войну, было достаточно обеспечить себя и своих детей в этой жизни или убедиться, что все будет благополучно в следующей, и предоставить жизни идти своим чередом. Не приходится удивляться тому, что его не интересовал мир за пределами его собственных забот – телесных нужд и религии. Возможно, ему приходилось подчиняться любым насилиям и вымогательствам, которым считали нужным подвергать его царь или же его прислужники; он не мог защититься иначе, как спрятавшись, и его смелость была смелостью человека не деятельного, но терпеливого и исключительно скрытного. Он стал тем «восточным человеком», которого мы знаем.

Затем с появлением эллинизма двадцать пять столетий назад в мире возникло нечто новое. Греки не были теперь ограничены выбором между племенной грубостью или культурным деспотизмом. Они перешли из племенной стадии к форме общественного устройства, которая не была ни тем ни другим, – к городу-государству. Греки, конечно, не были первыми, кто разработал понятие города-государства: их предшественниками явились сирийские семиты. До того как мир узнал об Афинах и Спарте, слава Тира и Сидона разнеслась по всему Средиземноморью. Но лишь тогда, когда город-государство объединился с особыми дарованиями эллинов, появилась новая и удивительная форма культуры.

Племя, среди которого город-государство принес свои плоды, не селилось на богатых равнинах, как те, на которых располагались более древние цивилизации. Оно было разбито на сотню фрагментов и рассеяно среди горных долин и по островам. Естественные преграды, как правило, мешали этим группам объединяться, в то время как море, которое разливалось везде длинными проливами и бухтами, приглашало греков к общению и предпринимательству. При таких --">