Георгий Никитович Ковтунов - Всей мощью огня

знакомиться надо было с теми и с другими. Нельзя идти в бой с человеком, которого знаешь кое-как. Это — правило, закон.

Никто не сомневался, что скоро полк снова двинут на передовую. Однако день проходил за днем, а мы оставались по-прежнему на берегу Битюга. О нас вроде бы совсем забыли. Между тем с фронта поступали все более тревожные сообщения.

Продолжались тяжелые бои в Воронеже, южнее Богучара и северо-западнее Ростова-на-Дону. Врагу удалось прорвать нашу оборону между реками Дон и Северский Донец, выйти к Миллерово, Морозовску, Каменску. Фашисты бешено рвались на восток, к Сталинграду, к Кавказу. Зная обо всем этом, мы не могли быть равнодушными. Невыносимо было оставаться в бездействии. Все чаще артиллеристы подходили к своим командирам, к политработникам с одним и тем же вопросом: «Долго ли еще будем здесь стоять? Когда же наступит наш черед идти в бой?»

Наконец обстановка изменилась. В тот жаркий солнечный день я с самого утра работал в штабе полка. Нужно было оформить некоторые документы, уточнить расчеты, обговорить ряд вопросов со снабженцами. Там, в штабе, я узнал, что сразу же после завтрака майор М. З. Голощапов, принявший командование полком в январе 1942 года, после того как майор В. Г. Сухоруков был назначен командующим артиллерией 81-й стрелковой дивизии (вскоре он погиб), и полковой комиссар К. И. Тарасов уехали в штаб дивизии.

— Что случилось? — поинтересовался я у начальника штаба полка майора В. А. Кучера, с которым меня давно уже связывали помимо чисто служебных еще и теплые дружеские отношения. — Задачу поехали получать?

— Все может быть, — как-то неопределенно ответил Виктор Афанасьевич. — Толком сам ничего не знаю.

— А может, темнишь? — не унимался я.

Среднего роста, коренастый, Кучер стоял передо мной, заложив большие пальцы рук за туго затянутый командирский ремень. Карие глаза смотрели сердито.

— Сказано, что не знаю, значит, не знаю, — повторил он. — Или знаю, но не имею права говорить. Тебе, кажется, известен мой принцип: дружба — дружбой, а служба — службой…

— Ладно, не кипятись, все понимаю.

После обеда, мысленно прикинув, что еще надо сделать в штабе, прежде чем возвращаться в дивизион, решил позволить себе немного расслабиться. Тем более что очень хотелось дождаться возвращения командира полка и комиссара. Что-то нового привезут они? А тут можно сразу двух зайцев убить: и отдохнешь, и в курсе последних событий будешь.

Неподалеку от штабной палатки, укрывшейся за ветвями деревьев, была небольшая лужайка. Трава на ней, правда, выгорела под жаркими лучами солнца, но тем не менее оставалась достаточно густой. Ослабив ремень, расстегнув воротник гимнастерки, я и устроился с твердым намерением вздремнуть, как у нас говорили, минуток шестьдесят.

Вначале казалось, что стоит только лечь, как я сразу же засну. Но не тут-то было. Мысли то и дело возвращались к недавним боям, когда пехотинцы и артиллеристы дрались на каждом рубеже до самой последней возможности.

Вспомнился наводчик одного из орудий дивизиона красноармеец Максим Полуянов. Весь иссеченный осколками, упал он у колеса пушки. И когда товарищи несли его на куске брезента к укрытию, он чуть слышно повторял: «Я еще могу, я могу…» С этими словами он и ушел из жизни. Никогда не забыть мне его остановившихся, устремленных в неведомое голубых глаз.

Мы похоронили героя у подножия невысокого, холма. И на карте своей я поставил точку с пометкой «М. Полуянов». Но потом, когда выносили мы Знамя полка из вражеского полукольца, не стало ни карты, ни планшетки. Видно, оборвался ремешок или перебило его чем-то. Не стало и младшего сержанта Ивана Губанова, который с группой бойцов прикрывал наш отход.

Отважно дрались с врагом красноармейцы и командиры. Так почему же отходим мы? Или все еще недостает нам умения воевать, которое не всегда могут заменить храбрость, готовность к самопожертвованию?

И все-таки нельзя было отрицать, что немалому мы уже научились. Взять даже тот же вынужденный отход. Под ударами превосходящих вражеских сил он осуществлялся куда организованней, чем в первые месяцы войны. Большинство орудий, в том числе даже неисправные, мы сумели вывезти, не оставили врагу. Максимум личного состава тоже сохранили. И, как я уже упоминал, Знамя полка сберегли.

Прошло чуть больше трех лет с тех пор, как после окончания Тбилисского артиллерийского Краснознаменного училища имени 26 --">