Михаил Ильич Жигжитов - Подлеморье. Книга 1

обнимет — испепелишься враз».

— Магдауль, летось где будешь робить? — Какой приятный голос у соседки!

Таежник очнулся. Осмотрелся вокруг. Гости, широко раскрыв рты, стараясь перекричать друг друга, надсадно ревели песню:

…Жена найдет себе другова,

А мать сыночка никогда.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

— А? — виновато улыбнулся Магдауль.

— Не с привычки очумел?.. Спрашиваю, где будешь летом?

— В Онгокон. Дрова пилить будем. Купец шибка просит. Рыбак пилить не хочет, а дров нет — «Ку-ку» ходить не будет.

— Возьми меня в напарники.

— Пойдем, Верка! Верно, паря, а?

Вера рассмеялась и, подцепив большой кусок мяса, дала Магдаулю.

— Ешь, а то сидишь, как чужой! — приказала молодуха и совсем прижалась к нему — жена родная!

Теперь она полностью властвовала над таежником. Скажет: «Ешь» — налегает на еду, скажет: «Не пей много» — отставляет чарку недопитой. Даже самому не верится, как это Вера так быстро взнуздала его. И, главное, ему даже приятно подчиняться этой горячей русской бабе. И еще диво: вино-то не может его нынче побороть. Хэ, почему так?..

Вера вдруг запела вместе со всеми. Магдауль невольно прислушался. Ни у кого нет такого приятного и сильного голоса: прямо сердце щекочет. И сразу понравилась ему напевная песня. А люди поют самозабвенно, позабыв про горести и нужду.

Навстречу шла к нему старушка-а

И шепелявя го-во-рит:

«Напрасно ты, казак, стремишься,

Напрасно мучаешь коня-а-а.

Тебе красотка изменила-а,

Другому сердце отдала-а.

— Тьфу, худой баба! — сердито сплюнул Магдауль.

Вера удивленно глянула на него:

— О чем баишь?

— Сказал — «худой баба».

— А-а! — рассмеялась Вера. — Это в песне так поется, а на деле-то мы умеем ждать… — раскосые черные глаза Веры властно уперлись в Магдауля. — Я своего Митяху целых три года ждала, а его убили, — Вера тяжело вздохнула и погрустнела.

Магдауль растерялся, не знал, что и сказать ей.

Бывает, в теплый летний день набежит густое облако на голубую гладь Байкала, запрячет в своей косматой пазухе солнышко, — сразу же море потемнеет, повеет от него серой холодной сыростью. И вдруг снова запляшет солнце в воде.

Так и с Верой: быстро унеслась туча — просветлело ее лицо.

И Магдауль заулыбался.

— Сегодня масленица, все катаются, — словно про себя проговорила Вера.

— Давай едем! — закричал Магдауль.

— А где коня-то возьмешь? Разве на палочке верхом?

— На лыжах можно, — неуверенно предложил он.

— Не-е!

Вера подозвала хозяйку, которая заботливо хлопотала около гостей, и что-то зашептала ей на ухо.

Липистинья мотнула головой, подошла к мужу, обняла его за тощую шею, зашептала что-то. Король сперва морщился, питался высвободиться из рук жены, но она упрямо клонила его голову вбок, к себе, что-то горячо шептала. Наконец до Короля дошло. Он выскочил из-за стола и, облапив Магдауля, весело загоготал, закричал:

— Ха-ха-ха! Прокати, друга, Верку-то! Прокати кралю-ягодку!.. Эх, черт, года ушли! Я бы ее!.. — заговорщицки подмигнув Магдаулю, сказал что-то острое и расхохотался.

Масленица в этом году ранняя, и снег еще лежит по-зимнему, таять не собирается. Вера с Магдаулем выехали на единственную улицу Бирикана. Охотник и верит, и не верит, что рядом с ним она. От волнения боится даже пошевелиться.

Навстречу им деревянно вышагивает высокий тощий мерин, впряженный в большие неуклюжие сани, на которых вывозят со двора навоз. На санях негде яблоку упасть — человек пятнадцать ребятишек ревут на всякие голоса, не то песню, не то частушку. Над санями плотно висит веселый гомон — смех, визг, улюлюканье.

В конце улицы вдруг съехались в кучу несколько саней. До Магдауля с Верой донеслись похабная брань, крики. Двое или трое парней уже кулаками размахивают.

— Ой, я боюсь драки! — Вера выхватила вожжи и, круто развернув коня, направила его в проулок.

Сразу за деревней узенькая проселочная дорога юркнула в зеленый сумрак тайги. Савраска трусит ленивой рысцой, словно не вовремя погнали его за дровами или сеном.

А Вера запела: она поет про девицу-красу и про загубленную любовь. Вдруг резко оборвала песню. Теперь слышит Магдауль веселые частушки. И их оборвала, громко начала запевку:

Мой миленок тунгусенок,

А я русская.

— Ха-ха-ха, я совсем опьянела! Магдауль, --">