Александр Матлин - На троих с ЦРУ

пересели на диван. Мистер Цвайхман, которого я к тому времени уже запросто называл Бобом, сказал:

– Теперь поговорим о деле. Бизнес есть бизнес. Ты приехал из страны, с которой мы находимся в состоянии холодной войны. Наше правительство интересуют все секреты этой страны, какие ты знаешь.

– Ребята, – сказал я, с трудом ворочая английским языком, – можете на меня положиться. Я сделаю всё возможное, чтобы мы с вами одержали победу в холодной войне. Но никаких секретов я не знаю. Мне их не доверяли.

Это была сущая правда. Я был инженером-строителем, и все мои профессиональные знания ограничивались тем, как месить бетон и ругаться матом с рабочими, что вряд ли могло заинтересовать правительство Соединённых Штатов. Мой друг Боб Цвайхман огорчился.

– Слушай, вспомни что-нибудь, – сказал он. – Ты мне друг или портянка? Как я буду отчитываться перед начальством?

Я напряг память и, к своему удивлению, кое-что вспомнил. Я сказал:

– Боб, я знаю один советский секрет. Отметки.

– Не годится, – вздохнул Боб. – К сожалению, твои школьные отметки нашу разведку не интересуют.

Я понял, что мой друг далёк от точных и естественных наук и, как мог, объяснил ему, что отметка есть понятие физическое. Так называется превышение уровня земли над уровнем океана. Абсолютная отметка.

– Понятно, – сказал Боб, проявляя сообразительность опытного разведчика. – Что ж тут секретного?

– Чёрт его знает, – признался я. – Почему-то абсолютные отметки там засекречены. Но некоторые из них я знаю на память. Тех мест, где я бывал. Могу выдать в целях борьбы с коммунистической экспансией.

– Давай, – нехотя согласился мистер Цвайхман. – С паршивой овцы хоть шерсти клок. Я доложу нашим специалистам; пусть сами разбираются, что делать с твоими вонючими отметками.

Мы расстались закадычными друзьями, обменявшись адресами и поклявшись, что будем поддерживать постоянную связь до конца жизни. После их ухода моё ощущение собственной значительности померкло. Жизнь вернулась в свою колею, и вскоре я забыл о своих друзьях из ЦРУ.

Каково же было моё удивление, когда полгода спустя раздался звонок, и знакомый плюшевый голос ласково объявил:

– Привет, это я, Боб Цвайхман. У наших специалистов возникли вопросы по поводу этих... твоих... сам знаешь. Это не телефонный разговор. Не возражаешь, если к тебе в субботу утром зайдёт Патрик?

Я не возражал. Патрик О’Миллэн явился в субботу, когда мы с женой только встали. Мы пригласили его позавтракать с нами. Он охотно принял приглашение, сел за стол и вынул из портфеля бутылку ŤАбсолютаť.

– Может, разбавим апельсиновым соком? – предложил я.

Патрик бросил на меня укоризненный взгляд, и я устыдился бестактности своего вопроса. После шестой рюмки Патрик сказал:

– Понимаешь, у наших специалистов возникли серьёзные разногласия в вопросе о том, что такое абсолютная отметка. Они просили, чтобы ты дал разъяснение.

– Запросто, – сказал я. Как нас учили в школе, это есть превышение над уровнем Балтийского моря или над каким-то Кронштадтским футштоком. Кронштадт – это город. Что такое футшток, я не знаю.

Патрик старательно записал каждое моё слово, обдумал записанное и сказал:

– Это очень сложно. Где это можно найти в письменном виде?

– В советском учебнике географии для шестого класса.

– А где его взять?

– Не знаю. Наверно, в Москве.

– Ага, – удовлетворённо сказал Патрик. – Придётся привлечь к этому вопросу нашу внешнюю разведку за железным занавесом...

Это был мой последний контакт с ЦРУ. С тех пор я никогда не видел ни Боба, ни Патрика.

Месяца через два после моего завтрака с мистером О’Миллэном советское информационное агентство ТАСС --">