Яна Саковская - Угадай

сложнее угадать, но и интереснее угадывать. По нашим правилам, в каждую сторону можно задать три вопроса «или-или», и догадаюсь ли я за оставшиеся два?

Может быть, рассуждать не от того, что я знаю о нём, а от того, что я знаю о времени, в котором мы жили? Что для меня было важно в том времени? Для меня были важны война – о эта война! – и последовавший за ней бурный рост телевидения и прессы. Кстати, да. Работа в СМИ – а, зная его, могу предположить, что его могла увлечь работа в СМИ, – это не мечтать и не собирать мечты. Это то, что ему могло понравиться. Это…

– Пробуждать мечты, будоражить мечты! Пресса или телевидение?

Похоже, я попал. Выдерживаю его испытующий взгляд: в моих вопросах он ищет для себя ключей к следующему раунду. Затем он медленно отвечает:

– Пресса.

Вот ведь затруднение! Кажется, я знаю. Мечты, будущее, женщина, пресса – там был всего один такой журнал. Это было бы очень в его духе – делать этот журнал.

Если я догадаюсь сразу, я выдам себя. Но я чувствую, что в окружающем нас мире пробуждаются и будоражатся мечты женщин, и я буду не я, если не поддержу своими словами происходящее. Мы любим эту игру ещё и за то, что в этом мире мы можем доиграть последние, уже запредельные и эфемерные аккорды исполненных в мире воплощения сонат.

Конечно, пусть они звучат.

– Кто-то из «Graceful Weekly».

– Да, – я чувствую, что он многое отдал бы, чтобы понять, что происходит у меня в голове. Он с нетерпением ждёт следующего раунда. Он умирает от любопытства: как я так быстро догадался?

Graceful Weekly! Мир ликует, слыша такие слова. В нём появится что-то, что поможет женщинам еженедельно обновлять свою grace. Тоже журнал? Или необычные занятия танцами, уникальная художественная студия? Пока не видно, но к концу нашей игры проявится.

– Вообще здесь можно остановиться, потому что ты угадал. Да, «Graceful Weekly». Только откуда ты так быстро думаешь об этом журнале – вот, в чём вопрос… – протягивает он. Раунд закрылся, и мы можем обменяться парой фраз без такого влияния на мир, как в игре. Мне, например, вот что интересно.

– А кто?

– Так… – он улыбается, разводит руками и на миг подтягивает образ своего прошлого тела. Это лицо с длинными волнистыми и, как оказалось, рыжеватыми волосами, чего не было понятно с чёрно-белой фотографии, я видела сотни раз в колонке со статьёй от главного редактора.

Кларисса Гамильтон. «Praying that your dreams come true, Clarisse¹», как подписывалась она в конце статей. «Eternally yours, Clarisse²», как заканчивала она письма мне.

Я рад, что моё лицо наспех слеплено из таких стихий, что оно не очень передаёт мимику. И ещё я держу себя в руках.

Что ж, друг мой. Готовься удивиться.

– Как ты хочешь? – спрашивает он. – Как сейчас или «мечта-явь»?

Часто бывает, что мы мечтаем об одном, а реальность не дотягивает до мечты. А бывает, что в реальности получается такое, о чём мы даже и не мечтали. Поэтому иногда мы играем так: кто-то рассказывает, а другой угадывает, рассказанное – это мечта или явь. Такой вариант игры интереснее, когда в жизни было много либо разочарований, либо приключений в духе «ты не поверишь». Чрезвычайно полезно для извлечения уроков – чего хотел, что получил и что делать дальше.

Однако у меня сейчас совсем нет настроения рассказывать.

– Угадывай. И мир тебе в помощь.

Я ещё повышаю ставки и приглашаю мир к большему участию в нашей игре. За меня, чувствуя мою историю, будет отвечать мир.

– Лучше и не придумаешь. Давай, мир, обозначь нам, пожалуйста, начало раунда. Мы приглашаем тебя играть.

Солнце касается далёкого моря, и золотистый свет разливается по куполу неба, от горизонта и до другого края, не видного за горами.

– Что ж… – задумчиво всматривается вглубь меня друг. – Зная тебя… Прошлое. Отпускание. Учитывая, как быстро ты назвал «Graceful Weekly», женщина.

«Прошлое» и «отпускание»! Друг мой, ты выбрал слова, ускоряющие время.

– Эй, я хочу продолжать любоваться этим закатом! – восклицаю я. Появившиеся было багровые тени развеиваются, и небо румянеет ало-оранжевым. Я бы хотел вглядываться в черты моего друга, но вокруг нас начинает твориться такое великолепие, что я ложусь на спину. Остаются голос и родное присутствие моего друга, трепещущий,

--">