Ольга Леонидовна Рожнёва - «Родственные души» и другие рассказы

нам нужна, у нас в декрет работница ушла... Я главный бухгалтер. Зовут меня Валентина. Директор, Вера Николаевна, в отъезде, без нее не могу... Завтра Вера Николаевна

приедет и решим — оформлять или нет... Приходи в двенадцать.

Шла медленно домой — в общежитие. Шелестели клены, в теплом густом воздухе кружился тополиный пух, встречные лениво переговаривались, охлаждались мороженым, оттирали пот с разгоряченных лбов. Все плавилось, расплывалось, таяло.

В общаге шумно, запах пригоревшей каши витает по этажам. Окна раскрыты, горячий воздух колышет занавески, на полу тополиный пух, мягкий, воздушный. Суицидная Светка лежит, закрыв глаза, левая рука на запястье опять перебинтована. Две койки ю пустые, Татьяна и Катька приходят поздно, чаще всего выпивши.

Ксюха в изнеможении присела на выцветшее, когда-то голубое покрывало. Жару и холод она переносила очень плохо. И есть в последнее время почти не могла. Есть хочется, а проглотит две ложки — все стоит комом в желудке, как будто теленка съела.

Только прилегла — все поплыло, невесомость, легкость, она совсем легкая, так мало ниточек осталось, мало привязок. Шарик воздушный, вот-вот полетит в небо, легкий-легкий.

Не дают взлететь, чей-то навязчивый громкий, слишком громкий голос:

— Ганина! Оксана Ганина! Глухонемая, что ли?! К тебе обращаюсь!

Напряглась, возвращаясь в явь. В проеме двери маячила плотная фигура медсестры из кардиодиспансера. Она что-то зачастила в последнее время.

— Тебе, Ганина, сколько времени предлагают лечь на операцию?! Анализы сдать?! Ты почему не являешься?!

Хотела ответить резко, а голосок слабый, как котенок промяукала:

— Ну, какая операция-то? Я у вас на учете всю жизнь стою. Вы сами много лет говорили, что поздно операцию делать, риск большой, что в детстве надо было...

— Говорили... Да мало ли что раньше говорили!

Время идет, медицина развивается! Тебе бесплатную операцию предлагают, а ты еще кочевряжишься!

Внезапно Светка села на кровати, рукой перебинтованной взмахнула:

— Вы чего к сироте привязались, а?! Вы думаете, за нее заступиться некому, а?! Никто не потеряет?! и Двадцать лет никакой операции, а тут забегали! Ишь!

Не слушай их, Ксюшка, они тебя зарежут и на органы пустят!

Вот уж рявкнула так рявкнула, это вам не слабое Ксюхино мяуканье.

Медсестра опешила. Потом набрала в мощную грудь воздуху:

— Чего болтаешь-то, психическая? Детективов начиталась?! Санитаров вызвать — так я вызову!

— Я не болтаю, думаете, мы тут тупые совсем, да?!

Ни разу не слышала, чтобы на бесплатную операцию так настойчиво приглашали! Если только корысти нет никакой... Не на органы, так, наверное, врач ваш диссертацию пишет! Ксюшка вам не материал для диссертации! Я всю общагу на уши поставлю, если вы ее зарежете!

И медсестра смутилась, отступила. То ли про диссертацию Светка в точку попала, то ли скандала не хотела, скукожилась, уменьшилась, испарилась.

И опять все поплыло: небо голубое, легкий шарик, воздушный, ниточка тоненькая...

Попытка вторая

Трясет маршрутку, дорога с окраины неровная. Перестало трясти, значит, миновали окраины, въехали в город. Здание городской администрации белое, величественное, старинное. Колонны толстые, на входе вахтер важный.

— Я записывалась на прием. Жилищный вопрос.

— Второй этаж, кабинет 21.

Ковры толстые, ярко-красные, двери красивые с ручками золотыми.

— Здравствуйте, я Ганина Оксана. Училище отправляло вам письмо на детдомовских с просьбой поставить в очередь на жилье. Как сиротам.

Солидный мужчина в годах вздыхает тяжело: нет ему покоя от таких, как Ксюха, работать мешают:

— Так, сейчас, посмотрим, присаживайтесь, пожалуйста. Так... по поводу вашего училища мы вам уже объясняли, что им нужно было письма с уведомлениями отправлять. Не получали мы ваших писем. Сейчас и не разобраться, то ли администрация училища хотела отправить эти письма, но не отправила, либо они на почте потерялись.

— Вы сказали, можно написать новое письмо, заявление. Я к вам в третий раз прихожу. Сначала осенью, потом зимой была. Вы

--">