Сергей Сергеевич Аверинцев - Собрание сочинений. Переводы: Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы

которых не было бы не только церковно-славянской Библии, но и того русского языка, которым мы имеем счастье обладать.

Собственно, путь, проложенный прежними переводчиками Слова Божия, ведет по постоянно изменяющемуся лингвистическому и культурно-историческому пейзажу, горизонт которого теряется в эс{стр. 483}хатоне. Соответственно, никогда не иссякнет и переводческая харизма, хотя временами переводческое творчество и отступало перед более насущными церковными задачами.

XX век вызвал к жизни огромное количество библейских переводов, в том числе на русский язык. Однако уже сейчас очевидно, что большинству из последних не суждено не только выдержать испытание временем, но даже быть прочитанными.

Харизма, по определению, — не следствие профессиональной выучки, волевого усилия или труда человека. Это дар Божий, на который можно ответить лишь благодарностью и трудом. Таким даром в полной мере обладал С. С. Аверинцев. И был благодарен, и трудился. Трудился много и неустанно. Многогранность его литературного творчества, в том числе как переводчика с древних и новых языков, поражает воображение. При этом, когда пытаешься взглянуть на его творчество со стороны как на нечто цельное, то видишь, что в нем все частности и детали связаны между собой, подчиняясь какой-то единой внутренней форме. Все образует как бы единое здание, воздвигнутое во славу Божию, а потому и пронизанное «тихим светом» славы Божией. Это невозможно рационально доказать, ибо очевидно.

Одно время был в ходу наивный взгляд на Библию как на собрание текстов, которые были понятны «простым» древним читателям и слушателям, а потому должны быть понятны современному «простому» человеку. Такой взгляд находил себе идеологическую опору в благом миссионерском стремлении. Если бы все было так просто! Реальность бесконечно сложнее. Да, «вера от слышания» (Рим 10, 17). Но вряд ли Апостол Павел заставлял оглашаемую им аудиторию читать или слушать книги Священного Писания. Да и не существовало еще в те времена Священного Писания последующих христианских миссионеров. И когда Апостол говорит ο себе, что он «насадил» (1 Кор 3, 6), то, надо полагать, сделал он это не декламацией Библии, но каким-то иным способом. И произведенное им «насаждение» потребовало от него предварительного взрыхления и посильного удобрения почвы для посева в нее Слова Вести. Α вот «поливал» и иным способом культивировал насажденное, как известно, ученый «Аполлос, родом из Александрии, муж красноречивый и сведущий в {стр. 484} Писаниях» (Деян 18, 24). Упомянутое «орошение» включало в себя и научение Священным текстам, и их герменевтику, то есть перевод в самом широком смысле. И работа эта требует мудрого такта.

Переводы почти никогда не бывают полностью адекватными оригиналу. И если в случае удачного светского перевода мы все же говорим о конгениальности переводчика автору, то кто же посмеет говорить о таковой в случае перевода Слова Божия? Но даже если мы будем рассматривать Слово Божие с точки зрения его «воплощения» в человеческой речи, то и тогда за словом каждого священного автора мы услышим не один голос, а хор голосов. Это голоса, пришедшие из множества слоев специфического религиозного Предания. Сквозь почти все библейские тексты просматривается история становления языка веры. Эта история вплетена в текст, формирует его. Бережность к Преданию, чуткость к терминологической специфике должна быть присуща переводчику Библии.

Едва ли не в каждой строчке библейского текста мы находим «простые» слова, семантика которых в соответствующем религиозном контексте была не столь уж проста. Привнесенный долгой традицией новый смысл превратил эти слова в специфические термины. И при переводе это необходимо по возможности учитывать. Писать историю с чистого листа опасно. Так, например, не только непривычно, но и ложно переводить baptisma не как «крещение», а как «омовение» или даже «погружение». Погружать можно что угодно и куда угодно. Но в религиозном языке это слово означало вполне определенное сакральное действие, которое по-русски передается только словом «крещение». Столь же странно читать перевод слова makarioi как «счастливы», а не «блаженны» и т. д., и т. п. Оправданием нетрадиционного, нетерминологического перевода не может быть ссылка на непонятность традиции для человека со стороны. Мало ведь кто понимает, скажем, атомную физику, но сложившаяся традиция не --">