Антон Тихомиров - Догматика без догматизма

мышления от того стиля, который сформировался в других христианских церквах. Во-первых, это упомянутая выше личная вовлеченность и прямота. Лютеранский богослов может и должен не обходить стороной острые вопросы, но смело задаваться ими, пытаться честно решить их и быть готовым пересмотреть свои прежние взгляды, если это понадобится. Для него нет и не может быть запретных тем. Любое богословское высказывание должно снова и снова при необходимости подвергаться проверке. Снова и снова должен вестись поиск нового языка для выражения древних истин. Такой критический подход нужен вовсе не для того, чтобы «ниспровергнуть основы» (как этого иногда опасаются), но, наоборот, для того чтобы разумом укрепить основания нашей веры. Только задавая вопросы, можно получить новые, более глубокие ответы, только в свободе изменять точку зрения можно открыть новые горизонты.

Во-вторых, лютеранское богословие в своей мысли весьма последовательно. Оно не очень любит компромиссы и половинчатые высказывания. Лютеранские богословы предпочитают не останавливаться на полпути, а продумывать все до конца. С самого начала это стало для многих камнем преткновения. Лютеранское богословие построено во многом на парах противоположных, до предела антагонистических понятий: закон и Евангелие, праведность дел и праведность веры, верующий как грешник и праведник одновременно, мирское и евангельское правление Бога, теология креста и теология славы, сокрытый и откровенный Бог и так далее. Богословы многих других конфессий инстинктивно стремятся к достижению в своих системах гармонии и органичного синтеза разных понятий. Для лютеранства характерно другое стремление: максимально подчеркивая различие, контраст между различными понятиями, тем самым заострить свою речь до предела, ничего не пытаясь смягчить или приукрасить.

Со всеми только что описанными особенностями мы не раз столкнемся на страницах этой книги.

Глава 2. Герменевтические предпосылки изучения богословия

В богословской работе с разными высказываниями и текстами – при разборе Священного Писания, размышлениях о догматах веры или рассмотрении традиционных учений – мы с вами, сами того не подозревая, часто сталкиваемся с совершенно чуждым нам образом мышления. Это обстоятельство нередко остается незамеченным, что приводит к массе проблем с интерпретацией тех или иных – особенно древних – христианских текстов. Поэтому крайне важно с самого начала оговорить данную проблему и постоянно помнить о ней, в том числе в процессе собственных богословских размышлений.

Проблема заключается в коренном отличии нашего с вами мышления от мышления людей, живших в прошлом Игнорирование этого отличия, прочтение древних текстов с нашей, современной точки зрения может привести к фатальных ошибкам!

Мы с вами, выросшие и воспитанные в эпоху торжества естественных наук, привыкли, следуя их канонам, строго различать субъективное и объективное, образ и реальность. Еще для человека XVI века это различие было крайне размытым.

Если мы с вами слышим какую-то историю, то нашим первым вопросом о ней, как правило, становится: «А было ли это на самом деле?». Человеку древности такой вопрос даже не пришел бы в голову, он показался бы бессмысленным: ведь важна не фактическая достоверность той или иной истории, а ее смысл, ее яркость, поучительность, воздействие на слушателей. Это кажется нам совершенно непонятным, однако отголоски такого образа мыслей можно встретить и в современном нам мире. Например, помните, как Белинский назвал «Евгения Онегина» «энциклопедией русской жизни»? Художественное произведение, вымышленная история оказалась куда более достоверной, чем масса справочников, энциклопедий и газетных публикаций. Получается, истинность той или иной истории, утверждения, образа может совершенно не зависеть от их исторической, фактической, «объективной» достоверности.

Для человека донаучной эпохи такое восприятие мира было естественным. Рассказывая о том или ином реальном происшествии, он мог легко «привирать», «фантазировать», «додумывать» (как рыбак из многочисленных шуток и анекдотов, рассказывающий о своем улове), и все это с одной-единственной целью – сделать историю более действенной, а значит, более правдивой, более истинной. Нечто подобное происходит сегодня, например, со слухами. Человек может заведомо «присочинить» что-то к достоверной информации, --">