Анатолий Васильевич Луначарский - Религия и социализм. Том I

высказали то, что отныне станет сознательной тенденцией исторического развития, а именно тенденцию подчинить человеческому сознанию бывшую до сих пор слепою естественную силу общественного процесса производства». Именно эта сторона поражала и привлекала и нас. А головокружительные горизонты, которые великие пророки производительных сил человечества, от Бэкона Веруламского до Сен–Симона, открывали перед воображением, делали понятным «эстетический и религиозный вес» человеческого труда. «Философы старых школ познавали мир, задача новой философии — переделать его». Но в то же время пишущему эти строки казалось, что никто в достаточной мере не подчеркнул этой эстетической и религиозной ценности нового миросозерцания и самого рабочего движения. Понятно было и то, почему это случилось. Задачей Маркса и Энгельса было осветить действительность под углом зрения необходимости, т. е. научного познавания. Задача оценки совершено справедливо почиталась ими второстепенной, может быть третьестепенной.

Но полнота человеческого отношения к миру получается лишь тогда, когда его процессы не только познаны, но и оценены. Человек есть существо познающее и оценивающее, лишь из познания и оценки вытекает действие. Пусть задача определить основы и характер новой пролетарской мирооценки и выяснить её место в ряду других мирооценок в прошлом и настоящем значительно менее важна, чем задача обосновать научное пролетарское миросозерцание, — отсюда нельзя еще сделать вывода о том, что она маловажна.

В уме автора стало обрисовываться нечто в роде системы эстетики, взятой в самом общем смысле, т. е. как наука о человеческих оценках вообще. Приходится остановиться на этой мысли в настоящем предисловии.

Прежде всего оценка есть психологический факт. Все и всевозможные оценки от самой грубой до всеобъемлющего идеала имеют в основе своей психологический факт удовольствия и отвращения. Организм не только ощущает, но ощущения кажутся ему окрашенными в эти два психологические колорита, в различнейших степенях и нюансах. Физиологическая основа этого психологического факта довольно ясна. Автору до сих пор кажется непоколебленным Авенариусовское физиологическое объяснение этой окраски (теория аффекционала). Примитивнейший факт — стремление продлить приятное ощущение, полезное для организма, и прервать вредоносное, как акт самосохранения организма — вот зерно, из которого развернулось все богатство чувств, аффектов, эмоций, стремлений; сперва развертывание это имеет характер по преимуществу биологический (зоологический), а потом все более характер социальный. Как познание человеческое, как труд его, так и его оценки развивались под непосредственным влиянием среды космической и еще более — среды социальной, и законы этого развития могут быть открыты лишь при помощи все того же историко–материалистического, или монистического метода.

Вся та часть эстетики, которая рассматривает «оценку» как биосоциологический факт, находит место её среди других проявлений видовой и индивидуальной жизни человека, — может быть названа «Биологической эстетикой», включая в понятие биологии и социологию, как её осложненное проявление. Но эстетика не может ограничиться этим. Припомним, что само познание может быть предметом биосоциологического изучения, т. е. наука может искать место и объяснять значение самого познания в ряду других проявлений индивидуальной и социальной жизни. В результате такого изучения познания, (новые основы которого положил в особенности Авенариус в своей «Критике чистого опыта»), неизбежно является убеждение в глубокой относительности плодов познания. Современное состояние науки, современное миросозерцание перестает казаться точным отражением в «разуме» или «субъекте» материи, мира, или объекта, а становится одной из ступеней в трудовом развитии человека, в медленном стремлении его обусловленном особенностями его организма, — обмозговать, очеловечить внешнее, среду: весь человеческий мир есть трудовой продукт, результат социально–трудового, в широком смысле этого слова, соприкосновения человека и стихий. Таким образом то, что мы называем «нашим миром», есть лишь относительное равновесие «социального мозга» и внешних сил. Это создает возможность, даже необходимость представления о других, высших (как и низших) мировосприятиях и миросозерцаниях. Однако, глубокое --">