Даниил Алексеевич Сысоев - Замуж за неверующего

единственное, что отличает венчанный Брак от невенчанного – это лишь факт того, что Христос является его свидетелем (с. 15). О благодатных силах, даваемых в этом священнодействии упоминается только бегло в самом конце (с. 52). И это не удивительно, ибо тогда рухнула бы вся пелагианская картина замены благодати собственными усилиями, излагаемая в этом сочинении. Налицо вполне еретическая тенденция отвержение сакраментального характера этого Таинства, сближающего автора с римо-католиками, так же считающими, что совершителями Брака являются сами супруги, а иерей – лишь свидетель его каноничности.

Но, понимая, что такой подход оставлет его подопечную в состоянии неуверенности в благодатности ее союза, «духовник» выдумывает второй признак наличия благодати (или способа ее получения): «И притом, если ваш союз будет основан на целомудренной любви – то как можно говорить, что он внеблагодатен? Ибо что такое любовь, как не благословение Божие, посылаемое мужчине и женщине?» (с. 16). Итак, критерием благодатности является наличие целомудренной любви. Да, действительно свят. Иоанн Златоуст пишет: «Сам Бог сеет любовь в мужей и жен». Но как Он это делает, и что это такое «Любовь», в этом взгляды Церкви и автора расходятся. Первая считает вместе со Златоустом, что в таинстве «умножится любовь жениха и сохранится целомудрие невесты, в дом войдут добродетели и изгнаны будут коварства дьявола, чтобы супруги соединяемые благодатью Божиею, провождали жизнь приятную», а вторая полагает, что сама по себе «целомудренная любовь» является гарантией наличия благодати. Но уже в «Православном исповедании» сказано, что взаимного «согласия недостаточно будет для вступления в истинный брак, если они сами не засвидетельствуют пред священником взаимного своего обещания». И именно потому, что в Венчании дается истинная любовь, о ней и не спрашивают перед Таинством, иначе получилось бы, что все те, кто вступил в Брак за послушание своим родителям, на самом деле были лишены возможности строить христианскую семью.

И поэтому для нас является диким утверждение, будто «апостол настаивал на том, что брачный союз (даже наполовину нехристианский), союз мужа и жены, – символ союза Христа и Церкви» (с. 18). Слова послания к Ефесянам (5, 22-32), на которые ссылается автор, очевидным образом обращены к христианам (ведь 32 стих прямо называет этот союз таинством, да и само содержание, обращенное одинаково к мужам и женам, показывает, что речь идет только о христианских семьях). Удивляет, как нехристь может любить свою жену «как Христос возлюбил Церковь? (Еф. 5, 25)» Все эти высказывания возможны лишь при неверном понимании самого понятия «любовь». Уже не приходится говорить, что тут опять отвергается уникальность таинства Венчания, в котором «благословляется супружеский союз, во образ духовного союза Христа с Церковью».

Но что же такое «целомудренная любовь», которая, по мнению автора, может заменить собою благодать Венчания? И здесь мы подходим к самой важной ошибке, свойственной как Е. Богушевой, так и очень многим православным. С ее точки зрения, любовь – это особое чувство (с. 33). Здесь мы видим влияние любовных романов и, вообще, классической литературы на наше сознание. Для Библии же и для святых отцов – это состояние воли, и потому она может быть заповедью. Так «Православное исповедание» говорит, что «любовь вмещает в себе Божественное Десятисловие», а Катехизис утверждает, что «истинная любовь естественно проявляет себя через добрые дела». Преп. Иоанн Лествичник говорит, что «любовь по качеству своему есть уподобление Богу, сколько того люди могут достигнуть; по действию своему, она есть упоение души; а по свойству – источник веры, бездна долготерпения, море смирения. Любовь, собственно, есть отложение всякого противного помышления, ибо любы не мыслит зла. Любовь, бесстрастие и сыноположение различаются между собою одними только названиями». Таким образом, для христиан очевидным является то, что истинная любовь невозможна без православной веры. Ибо, как пишет тот же преподобный, «по моему разумению, вера подобна лучу, надежда – свету, а любовь – кругу солнца. Все же они составляют одно сияние и одну светлость». Таким образом, для нас абсурдной является мысль, будто «целомудренная любовь» может дать благодать заведомо запрещенному союзу, ибо таковой просто не будет между «супругами». Для нас представляется

--">