Александр Сергеевич Фаминцын - Божества древних славян

сообщаемых скудными письменными памятниками, с религиозным мировоззрением пелазгов и древних италийцев, легшим в основание мифологической системы греков и римлян, открывает новый горизонт в области изучения славянских древностей. Религия пелазгов и древних италийцев в основных своих положениях представляет весьма много общих черт с религией древних славян.

Не ограничиваясь сравнением религии славян с религией пелазгов и древнейших греков и италийцев, я старался отыскивать корни многих верований древних славян (и ныне еще продолжающих существовать в народе под именем суеверий) в религиозном мировоззрении древних ариев Ирана и Индии, с которыми славянство во многих отношениях представляет непосредственную связь, поразительное сходство и сродство. Гимны Вед и Авесты могут во многих случаях служить лучшими толкователями основных положений языческого миросозерцания славян. Как произведения специально выработавшегося класса жрецов или магов, они служат выражением, лишь в более художественной, более цивилизованной форме, тех коренных религиозных воззрений, которые, в более простой, первобытной, деревенской форме, проявляются в произведениях творчества славянина-простолюдина.

С целью не слишком распространяться и разбрасываться в своем исследовании, я с намерением совершенно воздержался от проведения параллелей со сродными явлениями в мифологии других новейших европейских народов, за исключением народов литовского племени, наиболее близко родственного славянскому и представляющего с последним много общих черт, на которые обращено мною некоторое внимание. Кроме того, и по отношению к славянской литературе, я держался предпочтительно литературы светской, преимущественно обрядной, песни и тех из обрядных изречений, заговоров и заклинаний, которые не имеют ничего общего с христианством или представляют только внешнюю связь с последним; на том же основании я почти совсем оставил в стороне и литературу духовного стиха и ограничивался лишь материалами, которые, так сказать, вошли в плоть и кровь народного сознания, образуя необходимую, неотъемлемую часть народного обихода, и потому представляют наибольшую гарантию в древности своего происхождения. Имея в виду народную поговорку: «Сказка — складка, а песня — быль»^[1], я только с крайней осторожностью и в редких случаях пользовался былинами, в особенности же сказками, в которых древние черты, еще гораздо чаще, чем в песнях, являются перемешанными с новейшими наслоениями и чужеземными элементами.

По отношению к указанным материалам, которыми я предпочтительно пользовался в своем труде, я следовал иному пути, чем те ученые, которые, признавая историю народного суеверия в Европе «немыслимой без углубления в христианские источники», относятся с полным скептицизмом не только к народным языческим преданиям, но и ко многим сочинениям и даже историческим памятникам, способным в значительной степени разъяснить разные вопросы из области славянской мифологии. Такое «углубление в христианские источники», такое отрицание живущих в народе языческих традиций, а равно и огульное отвержение всех данных, заключающихся в сочинениях, составленных без вполне строгой критики, в памятниках, только заподозренных в подложности, приводит иногда к следующим результатам: высказываются, напр., предположения, будто бы Ярило, древний культ которого до нашего времени оставил глубокие следы в обрядах целого ряда западных, средних и северо-восточных губерний России и в целой серии географических названий местностей, представляет не более, как искажение образа св. Юрия; что древнеславянский Волос (или Велес), засвидетельствованный Нестором и др., произошел из св. Власия и т. п. Мною избран путь диаметрально противоположный: точкой отправления в моем труде служили мне точно исследованные основы религиозного мировоззрения древних ариев Ирана и Индии, древних греков и италийцев, во многих отношениях свойственные и славянам, свидетельства о религии славян древних и средневековых писателей, народные песни, обрядные изречения и заклинания, возникшие на почве языческого мировоззрения народа, наконец, некоторые сведения, с подлежащею осторожностью извлеченные из памятников, хотя и заподозренных в подложности, из сочинений, хотя и обвиняемых в недостаточно критическом отношении их авторов к --">