Александр Данилович Поповский - В борьбе за жизнь

В считанные дни были подготовлены две машины, уложены материалы, все необходимое для далекого пути.

Перед ним широко раскрывались двери жилищ. Даже суровые курды позволяли его отряду ломать штукатурку в домах в поисках клещей. В одной из кибиток хозяин-курд обнаружил своеобразное обиталище кровососа — он достал горсть клещей из глиняной кадки, где хранится мука, и передал их ученому. В глинобитном сарае, где люди зимой ютятся со скотом, маленькая девочка собрала под кроватью крупных клещей — переносчиков возвратного тифа. В ход были пущены все средства. Сборы членистоногих чередовались с рисованием, черчением планов, расспросами хозяев об их житье-бытье, кинофотосъемками. Восхищенные интересом, проявленным к ним, жители неохотно расставались с ученым. Толпа постоянно сопровождала его, непрерывно зазывая в свои кибитки.

Таджикский кишлак.

— Много проезжало тут новых людей за мою жизнь,— сказал Павловскому старейшина курдов, — шоссе наше древнее и ведет в Тегеран, но никто из проезжих не расспрашивал нас, чем мы болели и как живем...

Ученый поставил себе целью изучить эпидемиологию страны, многочисленные виды переносчиков болезней и ознакомить интеллигенцию Ирана с состоянием биологии в Советском Союзе. Эту «скромную» программу, достаточную для штата солидного института на срок в несколько лет, неугомонный Павловский решил проделать с помощью грех сотрудников в полгода. Как в дни минувшей молодости, он в шестьдесят лет шел смело навстречу, казалось бы, неразрешимым задачам. Он читал лекции в Тегеране, Исфагане, Мешхеде, Керманшахе, встречался с врачами и учеными, собирал материал о распространенных в стране болезнях. В жизни пустыни, болот, зарослей, гор и в навыках быта находил исследователь пути циркуляции возбудителей человеческих болезней.

Стремительно передвигалась машина Павловского из края в край по Ирану. Ученый не отдыхал даже в пути. В ногах у него под передним сиденьем — киноаппарат и фотокамера, в руках — блокнот, куда заносится все виденное. Записи часто выходили неровными, почерк неразборчив, но не останавливать же машину ради заметки! Времени мало, а дел так много! Когда наплыв впечатлений был слишком велик и перо не поспевало за ними, он переходил от записей к контурным зарисовкам. Один какой-нибудь штрих напомнит ему потом о целом событии.

В одном месте он передавал населению опыт борьбы с переносчиком москитной лихорадки, в другом разрабатывал средства защиты от малярия.

Ученый выписал из Ашхабада много тысяч гамбузий — рыбок, пожирателей личинок комаров — и населил ими искусственные и естественные водоемы Ирана.

У северных границ великой центральной пустыни — в окрестностях оазиса Шахруда—Павловский сделал любопытное открытие: в колодцах, рассеянных по пустыне, на глубине десяти-двадцати метров обитают и размножаются москиты. Искусственное сооружение человека в процессе векового приспособления насекомого стало естественным убежищем его...

Из северного Ирана ученый спешит отправиться в Месопотамию, к берегам Персидского залива. По пути, в Хамадане, — короткая остановка у могилы великого медика, известного в Европе под именем Авиценны. В Басре — новые задачи, встречи с местными врачами, исследование паразитарных болезней Ирана. Его ждала еще работа на крайнем юге, там, где советские приемщики снаряжали эшелоны грузовиков с материалами из Северной Америки.

Иракское правительство приглашало исследователя приехать в Багдад, но как ни заманчива поездка, он от нее отказался — время возвращаться домой.

Добыты материалы по заболеваемости в Иране и Ираке, разработана эпидемиология большей части Ирана, широко внедрен опыт борьбы с клещевым возвратным тифом, добытый и разработанный в Советском Союзе.

Труд, принесенный на пользу Советской Армин, служит также населению соседней страны.

Около семнадцати тысяч километров сделал ученый на машине по великим просторам Малой Азии.

Семь месяцев переездов и неустанных трудов запечатлены в книге объемом почти в шестьсот страниц...

«Если бы эта экспедиция, — признался ученикам неутомимый искатель, — оказалась в моей жизни последней, я счел бы ее для себя прекрасной концовкой».