Даос , Olasalt - Офелий, принц датский

Раз навсегда:

Я не желаю, чтобы ты отныне

Губила свой досуг на разговоры

И речи с принцем Гамлетом. Смотри,

Я это приказал. Теперь ступай.

Офелия:

Я буду вам послушна, господин мой.

Девушка называет отца господином, переводя диалог из русла семейных отношений в плоскость социальных иерархий. В описываемую Шекспиром эпоху, родители обладали абсолютной властью над детьми, а мужчины — над женщинами. Офелия вдвойне зависима от Полония: как ребенок и как женщина — он властен над ее жизнью и судьбой. Кто способен в такой ситуации открыто противостоять? Мы видим, что отец запретил ей видеться с возлюбленным, она вынуждена подчиниться… Не в этом ли первом крушении надежд на счастье начало будущей болезни?

Зеркальным отражением описанной сцены служит диалог Гамлета и Гертруды, развернутый перед убийством Полония. Подтверждая реноме безумца, Гамлет обрушивает на голову своей матери все грязные намеки и подозрения, которые обуревали его в припадках ревности и мстительных чувств. Не зря тогда же является и любимый глюк принца — тень отца в полном походном снаряжении, символизируя вторжение царства кошмарных снов в эмпирическую реальность. Гамлет, объединившись с призраком, изгоняет из сердца образ матери и беседует с ней как разгневанный мужчина с провинившейся перед ним женщиной (дорогой доктор Фрейд, слишком поздно ты родился!).

Надо отдать должное Полонию — он умеет манипулировать своими детьми. Его решения доставляют страдания Офелии, которая лишь инструмент в умелых руках старого интригана. Но девушка искренне влюблена в Гамлета — принца, умного и благородного человека, мужчину. Какая скорбь звучит в ее словах, какой ужас от созерцания демонстрации распада его личности… Конечно, ей льстит его социальный статус, но это совсем не главное, что привлекает Офелию в Гамлете, особенно по сравнению с теми льстивыми придворными, которыми полон королевский двор. Как персонажам всех трагедий Шекспира, ей приходится делать выбор между отцом и возлюбленным, и это все дальше толкает ее на путь.

Офелия:

Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать.

Офелия все сказала в песне о предательстве любимого, унизившего ее, поступившего с ней как с падшей женщиной, растоптавшего ее чувства:

Заутра Валентинов день,

И с утренним лучом

Я Валентиною твоей

Жду под твоим окном.

Он встал на зов, был вмиг готов,

Затворы с двери снял;

Впускал к себе он деву в дом,

Не деву отпускал».

«Клянусь Христом, святым крестом.

Позор и срам, беда!

У всех мужчин конец один;

Иль нет у них стыда?

Ведь ты меня, пока не смял,

Хотел женой назвать!» Он отвечает:

«И было б так, срази нас враг,

Не ляг ты ко мне в кровать».

Офелия все еще мечтает о том, чтобы примирить два полюса своей любви (Гамлета и Полония), заставить отца отказаться от своего решения о запрете встреч, именно поэтому она рассказывает о безумии принца, который пришел в ее покои.

Полоний:

Безумен от любви к тебе?

Офелия:

Не знаю,

Но я боюсь, что так.

И Полоний верит… может быть, потому, что хочет верить? Может быть, потому, что когда-то прожженный интриган сам любил так, что был способен на безумства? Или потому, что поймав Гамлета на крючок любви, он становится хозяином его безумия?

Гамлет тоже использовал запрет на встречу к своей выгоде. Он с самого начала пользовался чувствами Офелии в своей многоходовой комбинации, симулировав ненормальность именно перед нею. И далее неизменно играл ее душой, решая важные политические задачи, которые так и не решил из-за собственной слабости.

Затем следует сцена встречи Гамлета и Офелии, когда Полоний вместе с королем подсматривает за ними. Вот скажите, что должна делать девушка, если она точно знает, что ее родитель наблюдает за ней и ее возлюбленным?

Безумен ли Гамлет или нет, она будет с ним холодна, потому что знает, что отец все видит и слышит.

Однако, она хочет понять, действительно ли любима…

Офелия:

--">