Александр Алексеевич Долинин - О Пушкине, o Пастернаке. Работы разных лет

которое впоследствии заменили на Селену, вульгарное имя Луны, тогда как в аллегорических рассказах эту Звезду продолжают называть Еленой.]

Полное отождествление Елены и Селены представляет для нас особый интерес, поскольку пейзаж в РОЛГ написан так, что звезду, его освещающую, — если бы не эпитет «вечерняя», отсылающий к Венере-Весперу, — следовало бы считать луной:

Звезда печальная, вечерняя звезда,

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины^[38].

На это указывает фактически тот же пейзаж, но с месяцем вместо звезды, в незавершенном черновике другого «крымского» стихотворения, «Кто видел край, где роскошью природы…» (1821):

Когда луны сияет лик двурогой

И луч ее во мраке серебрит

Немой залив и [склон горы] отлогой… [II: 191]

Те признаки, которыми в РОЛГ наделена вечерняя звезда, — печальность, серебристость, лучистость — в других произведениях Пушкина, когда речь идет о небесных светилах, всегда относятся исключительно к луне^[39]. Вот перечень соответствующих примеров в хронологическом порядке:

В облаках луна сребрила

Дальни небеса…

(«Козак», 1814 [I: 48])

И завес рощицы струится

Над тихо-спящею волной,

Осеребренною луной.

(«Послание к Юдину», 1815 [I: 172])

Не выдет он взглянуть на горы,

Осеребренные луной…

(«Гроб юноши», черновая редакция [II: 702])

На небесах печальная луна…

(первая строка стихотворения без названия, 1825 [II: 418])

Но в темном зеркале одна

Дрожит печальная луна…

(«Евгений Онегин», гл. 5 [VI: 101])

…В поле чистом,

Луны при свете серебристом,

В свои мечты погружена

Татьяна долго шла одна.

(«Евгений Онегин», гл. 7 [VI: 145])

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна,

На печальные поляны

Льет печально [черновой автограф:

«печальный»] свет она.

(«Зимняя дорога», 1826 [III: 42, 585])

Луна, блистая, восходила

И скал вершины серебрила.

(«Тазит», 1829–1830 [V: 78])

Луна печально серебрила

(черновик «Тазита» [V: 356])

Подобная фразеология ничуть не оригинальна. «Печальная луна» появляется, например, в стихотворении В. В. Капниста «На смерть Юлии» (1794), вскоре ставшем популярной песней («Уже со тьмою нощи / Простерлась тишина, / Выходит из‐за рощи / Печальная луна»^[40]), а также у В. Л. Пушкина в отрывке из «Кольмы» Оссиана (1795), где она к тому же еще и серебрит воды, как в РОЛГ:

Луна печальная уж осребряет воды,

А ты еще нейдешь к возлюбленной своей^[41].

Похожее описание находим и в оссианическом отрывке В. Олина, где, кстати сказать, лексика и рифма «вершины — долины» близки к соответствующим пушкинским стихам, а луна и звезда оказываются окказиональными синонимами:

Как ранняя звезда, как ясная луна,

Лиюща тихий свет на злачных гор вершины

И серебряюща источники, долины^[42].

Укажем еще на три примера из стихотворений К. Н. Батюшкова:

Красный месяц с свода ясного

Тихо льет свой луч серебряный…

(«К Филисе. Подражание Грессету»)

Как месяц в тишине великолепно шел,

Лучом серебряным долины освещая…

(«Пастух и соловей. Басня»)

Где месяц осребрил угрюмые твердыни

Над спящею водой.

(«На развалинах замка в Швеции»)^[43]

Обращаясь к Венере, загримированной под луну, Пушкин скрещивает несколько традиций и их семантических полей. Во-первых, это весьма важные для предромантической поэзии и прозы традиции эротизированных описаний лунной ночи, вызывающей любовное томление и меланхолию. Во-вторых, традиция поэтических обращений влюбленного мужчины к «золотому» Весперу/Гесперу с просьбой осветить ему путь на свидание. Она восходит к 16‐й идиллии Биона, которую до конца XIX века часто приписывали Мосху. Приведем ее основной вариант в более или менее точном современном --">