Екатерина Дмитриева - Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы

сложности, как будет показано дальше, существует множество), он сразу же воспринимался как сенсация. И это потому, что идеального совпадения с печатным текстом в списках не обнаруживалось.

Именно потому основная задача данной книги, во многом выросшей из работы над подготовкой второго тома «Мертвых душ» в составе нового академического собрания сочинений Гоголя, – пролить свет на те обстоятельства, которые сопровождали создание глав второго тома, их сожжение и дальнейшее их обнаружение. Документальные материалы (извлечения из гоголевской переписки, воспоминания современников), стоит их поместить рядом, демонстрируют не только скрытность Гоголя во всем, что касалось его творческих планов, но еще и невозможность даже post factum реконструировать однозначно ход работы над продолжением поэмы. Иногда, читая его письма, думаешь, что он и вовсе в какой-то момент (а таких моментов на самом деле множество) оставляет замысел продолжения. И вдруг, как по мановению волшебного жезла, мы узнаём, что он уже устраивает чтение глав для своих друзей. Но рукопись при этом тщательно прячет. И остается тайное сомнение (в особенности, если учитывать дар гоголевской импровизации): не была ли то игра «с чистого листа», подобная той, которой славился Кристоф Виллибальд Глюк и которая была увековечена в рассказе «Кавалер Глюк» Э. Т. А. Гофмана? Писателя, с которым ведь недаром сравнивали Гоголя.

Истории работы Гоголя над вторым (а возможно, и третьим) томом «Мертвых душ», его сожжению, истории обнаружения рукописи – иными словами, тому, что составляет одну из наиболее загадочных страниц истории русской литературы и непосредственно творческого наследия писателя, посвящены две первые главы данной книги: «Созидание» и «Судьба рукописи». Особое место занимают соответственно в каждой из них две своего рода «вставные новеллы» – «„Мертвые души“ и „Выбранные места из переписки с друзьями“: диптих» и «Реконструкция замысла». В первой предпринята попытка ответить на вопрос: какая роль в замысле продолжения поэмы была отведена «Переписке» и почему задача, поставленная перед собой Гоголем, оказалась, по его собственному признанию и пониманию, невыполненной? Или все-таки выполненной? Некоторые дополнительные сведения об интертексте, который образуют совокупно второй том и «Выбранные места из переписки с друзьями», можно найти в последней главе «Varia».

Глава третья «Генезис и поэтика» включает в себя раздел, посвященный возможным литературным источникам поэмы. Отдельно в ней рассматривается вопрос о возможной соотнесенности трехчастного замысла поэмы «Мертвые души» с «Божественной комедией» Данте» – красивая концепция, широко бытующая и в наши дни, но документально очень слабо подкрепленная. А потому и относящаяся скорее к герменевтической ситуации второго тома, нежели к его генезису. Последующие разделы главы посвящены вопросу о возможных прототипах персонажей, появившихся в продолжении поэмы, особенностях ее ономастики и «хронотопа». И, конечно, жанровой специфике.

В последнем разделе отдельно рассматривается вопрос об утопическом субстрате второго тома, что, конечно же, не было абсолютным исключением в наследии Гоголя – писателя, чье творчество традиционно подвергалось и подвергается, казалось бы, взаимоисключающим толкованиям. Романтик, реалист, социальный обличитель, писатель по преимуществу барочный, мистик и религиозный мыслитель, предтеча символизма, предтеча сюрреализма, предтеча авангарда, человек абсолютно асоциальный, ни с кем не уживающийся, – и исполненный гражданского пафоса верноподданный, патриот и космополит, человек, всю свою жизнь шедший к Богу, и художник, «водящийся» с чертом, – все эти бытующие в литературоведении определения естественно накладываются и на историю истолкования второго тома. При этом его статус дефектного текста, предполагающий существование когда-то другого текста, более совершенного в глазах читателя (хотя отнюдь не совершенного для самого автора), делает подобного рода палимпсест^[6] в особенности суггестивным. А потому история истолкования второго тома в отечественной и зарубежной критике будет представлена в главе 4 («Герменевтика») в модальности case-study – размышлений о характерологии Чичикова и возможности его дальнейшей эволюции, телеологии сожжения рукописи Гоголем, попыток вписать второй том в эзотерическую и святоотеческую традицию, настойчивого --">