Марк Галеотти - Воры. История организованной преступности в России

сторону. На войне он был снайпером и становился раскованным, открытым, даже обаятельным парнем, только когда пускался в рассказы о том, как и сколько человек «положил» из своей любимой винтовки Драгунова. Другие «афганцы» его терпели, но им было явно не по себе в его присутствии и даже при его упоминании. Он буквально сорил деньгами, в то время как его товарищи еле сводили концы с концами, часто живя за счет родителей или хватаясь за любую работу. Все прояснилось, когда позже я узнал, что он стал наемным убийцей, боевиком. По мере того, как все структуры советской жизни разваливались и отмирали, организованная преступность все больше расправляла плечи, выйдя из подчинения партийных боссов-коррупционеров и дельцов черного рынка. Стремительно набирая силу, она привлекала в свои ряды новое поколение участников, в том числе отчаявшихся, озлобленных ветеранов последней советской войны. Одни стали телохранителями, другие костоломами, а третьи — такие, как Володя с его винтовкой — киллерами.

Мне не удалось выяснить, что с ним стало. Мы не то чтобы дружили семьями. Возможно, он сгинул в одной из бесчисленных криминальных разборок 1990-х с их взорванными автомобилями, расстрелами из проезжающих машин и ножей в спину темной ночью.

Именно то десятилетие ознаменовалось бумом помпезных похорон, когда погибших криминальных авторитетов погребали в стилистике «Крестного отца»: черные лимузины скользят по дороге, устланной белыми гвоздиками, а могилу венчает надгробие с идеализированным изображением усопшего. Эти баснословно дорогие памятники (стоимость доходила до 250 000 долларов во времена, когда среднесуточный доход составлял около одного доллара) увековечивали и излюбленные атрибуты криминальной жизни покойного: мерседес, дизайнерский костюм, тяжелая золотая цепь. Я иногда думаю, что если вдруг, гуляя по одному из излюбленных «ворами» московских кладбищ — Введенскому на юго-востоке города или Ваганьковскому на западе, я натолкнусь на Володину могилу, то непременно увижу изображение винтовки.

И все же именно благодаря Володе и ему подобным мне удалось стать одним из первых западных исследователей, кто поднял тревогу относительно угрозы роста российской организованной преступности — темы, которую прежде (за исключением трудов нескольких заслуженных ученых, по большей части эмигрантов) словно не замечали. Но людям свойственна сверхкомпенсация, и, очевидно, полное игнорирование этого вопроса в 1990-е позже перешло в панику. Эйфория Запада по поводу окончания холодной войны сменилась тревогой: ведь советские танки никогда всерьез не угрожали Европе, тогда как оргпреступность представляла собой опасность куда более реальную и непосредственную. Мы и глазом моргнуть не успели, как начальник полиции Великобритании заявлял, что к началу 2000-х ожидается всплеск криминальных войн в зеленом лондонском пригороде, Суррее, а исследователи-политологи рассуждали о глобальном pax mafiosa^[1] — переделе мира между крупными преступными сообществами. Разумеется, этого не случилось, впрочем, русские банды не продавали террористам атомные бомбы, не скупали страны третьего мира, не захватывали Кремль и не совершали прочих безумных действий, которые им приписывали.

1990-е годы — золотой век российских бандитов; с тех пор, с начала путинских времен, уличный бандитизм сменился государственной клептократией. Бандитские войны утихли, экономика стабилизировалась и, несмотря на действующий режим санкций и «прохладную войну» в связи с крымскими событиями, Москва пестрит «Старбаксами» и всеми прочими атрибутами глобализации, присущими любой европейской столице. Российская молодежь по-прежнему едет учиться за рубеж, российские компании выходят на IPO в Лондоне, и те русские богачи, что не попали под санкции, по-прежнему общаются со своими партнерами на Международном экономическом форуме в Давосе, на Венецианской биеннале или на горнолыжных склонах в Аспене.

За годы, прошедшие после встречи с Володей, у меня была возможность изучать российский преступный мир как дома, так и за рубежом в качестве ученого, государственного советника (включая срок службы в Министерстве иностранных дел и по делам Содружества), а также бизнес-консультанта и порой полицейского источника. Я наблюдал расцвет этого мира и его если не закат, то уж точно трансформацию, постепенное подчинение воле политической элиты, в своем роде намного --">