Коллектив авторов - Миг бытия так краток. Сборник американской фантастики. 1991

class="book">

б насколько именно влиятельный, я выяснил всего лишь пять дней тому назад.

Бродя среди одичавших оливкоиых рощ, пробираясь через развалины франкского замка или мешая свои следы с похожи­ми на иероглифы отпечатками лап с ельдечаек на мокром песке пляжей Коса, мы сжигали время в ожидании выкупа, который не мог прибыть, который никогда не прибудет, да на самом-то деле и не ожидался.

Волосы у Кассандры цвета оливок Катамары и такие же бле­стящие. Руки у нее мягкие, а пальцы — крохотные, с изящными ноготками. Глаза — очень темные. Она всего на четыре дюйма ниже меня, что делает ее грациозность немалым достоинством, так как я ростом намного выше шести футов. Впрочем, нахо­дясь рядом со мной, любая женщина выглядит грациозной, изящной и красивой, потому что вэ мне ничего этого нет и в помине.

На моей левой щеке тогда было нечто вроде карты Африки разных оттенков пурпурного цвета — из-за мутировавшего грибка, что я подцепил с покрытого древней плесенью полотна, когда вел раскопки Гуггенхеймского музея для туристической компании «Нью-Йорк Тур». Волосы у меня отстоят от бровей на палец, а глаза — разного цвета (я гляжу на людей холод­ным голубым, с правой стороны, когда хочу припугнуть их, а карий — для Взглядов Искренних и Честных). А из-за того, что правая нега у меня короче, чем левая, я ношу ортопеди­ческий сапог.

Однако Кассандре не требуется такого контраста: она пре­красна сама по себе.

Я встретил ее совершенно случайно; отчаянно преследовал и женился на ней вопреки своей воле (последнее — исклю­чительно ее личное мнение). Сам я по-настоящему не думал об этом — даже в тот день, когда привел в порт свою яхту и увидел там на берегу Ее, загорающую, словно наяда, около платана Гиппократа, и решил, что она нужна мне. Вообще-то калликанзары никогда не отличались склонностью к семейной жизни, просто я опять совершил ошибку.

Утро было ясное. Оно начинало третий месяц нашей совме­стной жизни. Это же был последний день моего пребывания на Косе, а причиной тому послужил раздавшийся предыдущим вечером звонок.

Все по-прежнему оставалось мокрым после ночного дож­дика, и мы сидели в патио, попивая кофе по-турецки, заедая его апельсинами. День начинал заявлять свои права. Дул по­рывистый влажный ветер, заставляя нас покрываться мураш­

ками даже под толстыми черными свитерами и унося парок с нашего кофе.

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос,— сказала она.

Да,— согласился я.— Действительно, именно младая и именно с перстами пурпурными.

Давай наслаждаться наблюдая.

Да, конечно.

Мы допили кофе и сидели, покуривая.

Я чувствую себя мерзавцем,— наконец сказал я.

Понимаю,— сказала она.— Напрасно.

Ничего не могу с этим поделать. Мне приходится уез­жать и покидать тебя, и это ужасно.

На это может уйти всего несколько недель. Ты сам так сказал. А потом ты вернешься.

Надеюсь,— проговорил я.— Однако если это дело зай­мет больше времени, то я пошлю за тобой. Не знаю пока, где я вообще буду.

А кто такой Корт Миштиго?

Актер и журналист с Веги. Важная персона. Хочет напи­сать о том, что осталось от Земли. И поэтому должен показать ему все это я. Я! Лично! Проклятье!

Всякий, кто берет десятимесячные отпуска на морские круизы, не может жаловаться на чрезмерную загруженность работой.

Я могу жаловаться, и пожалуюсь. Моей работе пола­гается быть синекурой.

Почему?

Главным образом потому, что я устроил ее именно та­кой. Двадцать лет упорного труда, чтобы Управление по делам Художественных произведений, памятников и архивов стало тем, чем оно является теперь. И десять лет назад я довел его до такого состояния, когда мои сотрудники стали способны разобраться почти со всем. Поэтому я отпустил себя на воль­ные хлеба, велев себе возвращаться иногда подписать бумаги, а в остальное время делать все, что мне заблагорассудится. И теперь вот этот подхалимский жест! — поручить Уполно­моченному свозить веганского щелкопера на экскурсию, с ко­торой мог бы справиться любой штатный гид! Веганцы вовсе не боги!

Минуточку, пожалуйста,— остановила она меня.— Двадцать лет? Десять лег?

Ощущение погружения в трясину.

Тебе же нет и

--">