Кэтрин Мур - Избранные произведения в одном томе

— Это — его тварь.

Крики стихли, люди заметно расслабились, все они, как один, смотрели на Смита с безграничным, не поддававшимся никакому разумному объяснению презрением.

— Твоя так твоя. — Вожак сплюнул на мостовую, растер плевок ногой, повернулся и пошел прочь. — Только, — бросил он через плечо, — не разрешай ей больше шататься по нашему городу.

Воинственные выкрики мгновенно прекратились, толпа разбилась на кучки и начала расходиться. Смит был ошарашен, он ничего не понимал. Ураганы страстей не стихают мгновенно — как и природные ураганы. Ну где это видано, чтобы кровожадная агрессивность озверевшей толпы вот так вот взяла и исчезла сама собой, словно ее и не было? И почему на лицах этих людей смешались презрение, брезгливость и даже — что уж совсем невероятно — сострадание? Лаккдарол не отличается особой строгостью нравов, простое заявление «эта девушка моя» не шокировало бы здесь и малого ребенка. Нет, Смит буквально кожей ощущал, что странная реакция толпы имеет совсем другую, глубинную причину. Отвращение появилось на всех лицах одновременно, рефлекторно — словно он признался, что завтракает грудными младенцами или поклоняется Фаролу.

Люди расходились поспешно, чуть ли не бегом, словно боясь подхватить какую-то неизвестную заразу; улица быстро пустела. Гибкий, как лоза, венерианин ухмыльнулся через плечо, издевательски крикнул «Шамбло!» и исчез за углом. Мысли Смита пошли по новой колее. Шамбло. Это что, по-французски? Да, похоже. Странно слышать это слово и — пользуясь терминологией Алисы — еще страньше, в каком значении они его используют. «Мы никогда не оставляем этих тварей в живых» — так вроде бы сказал вожак. Смит смутно припомнил что-то такое… строчку из древнего писания… «Ворожеи не оставляй в живых»^[1]. Он улыбнулся сходству формулировок — и тут заметил стоящую рядом девушку.

Она поднялась на ноги совершенно бесшумно. Разведчик засунул бластер в кобуру, скользнул взглядом по необычно смуглому лицу, а затем уставился на него с откровенным любопытством человека, увидевшего существо чуждой породы. Девушка никак не относилась к роду людскому. Смит понял это с первого взгляда, несмотря на то что тело ее имело типично женские формы, а красное (кожаное, как стало теперь понятно) платье сидело на ней с непринужденностью, недоступной обычно инопланетянам, одевающимся «под человека». Зато в зеленых глазах, вертикально прорезанных узкими кошачьими зрачками, не было ничего человеческого. Зрачки ритмично пульсировали, в их глубине таилась какая-то темная, древняя мудрость, мудрость зверя, видящего то, что недоступно человеку… Смита передернуло, по спине забегали мурашки, словно о чем-то предупреждая его.

У девушки не было ни бровей, ни ресниц; красный тюрбан, туго обвивавший вполне человеческую голову, скрывал, по всей видимости, неприглядную лысину. Пальцы — по четыре на руках и ногах — заканчивались острыми, чуть изогнутыми когтями, втягивающимися, как у кошки. Девушка облизнула губы языком — тонким, плоским розовым язычком, таким же кошачьим, как зеленые глаза и когти, — и заговорила. Заговорила с трудом, запинаясь, ее гортань и язык явно не были приспособлены к человеческой речи.

— Не… боюсь. Теперь.

Жемчужно блеснули и пропали острые кошачьи зубки.

— Чего это они за тобой гонялись? — поинтересовался Смит. — Что ты им такого сделала? Шамбло… это что, так тебя звать?

— Я… не говорю вашим… языком. — Девушка (или как ее называть?) спотыкалась на каждом слове.

— А ты попробуй, постарайся. Мне хочется знать. Почему они тебя преследовали? И что теперь — тебя можно оставить на улице или лучше куда-нибудь спрятать? Эти ребята совсем озверели.

— Я… пойду… с… тобой, — уверенно, хоть и с запинкой сообщила странная особа.

— Ну, ты даешь! — ухмыльнулся Смит. — И кто ты, кстати, такая? На кошку смахиваешь.

— Шамбло.

Погромщики выкрикивали это слово с ненавистью, девушка произнесла его серьезно и даже торжественно.

— А где ты живешь? Ты марсианка?

— Я пришла из… из далеко… из давно… из далекой страны.

— Подожди! — рассмеялся Смит. — Давай разберемся. Так ты, получается, не марсианка?

Шамбло гордо выпрямилась, вскинула обмотанную тюрбаном голову, в ее позе появилось что-то царственное.