Александр Александрович Интелл - Пиксельный

Для них у меню только пара слов: покойтесь с миром, мечты о счастливой жизни. Вы превратили ее в кошмар и теперь смакуете собственное разложение.

– Да… умереть не так уж плохо… – мечтательно замечает девушка с обильно измазанными чернильной помадой губами.

– А я вот недавно телек смотрела, – подхватывает разговор другая, – там в автобусе люди погибли. Теракт по-моему. Интересно, как они умирали? Больно?

– Не… я б не захотел! Это же не красиво, так умереть! – вставляет сосульчатый гот, уже заметно поддатый.

Начали обсуждать! Непринужденно, но с придыханием в словах «боль», «страх», «кровь». Кажется, ребята по кругу получают микрооргазмы. Слушая их, возникают смешанные чувства: желание смеяться, отвращение, тошнота и жалость…

У готов почти все темы для разговоров сводятся к смерти. Это на первом месте. Но есть и более приземленные. Например, самая сильная или самая слабая боль, испытанная в жизни.

Кто расскажет, как током ударило, кто про укус комара, которого специально не сгоняли, что бы уловить еле заметную боль; а кто-то вспомнит, как в прошлом году резал себя лезвием и что при этом чувствовал. Боль – крайне популярная тема для обсуждения, не уступает даже смерти. От упоминания слова «боль» готы также получают микрооргазмы.

Эта компания сегодня сходится на мысли, что самая «крутая слабая боль», когда твою спину царапают во время секса. И девочки и мальчики единогласны в данном вопросе. Ну, пусть хоть спину друг другу царапают, чем режут что-то.

– …и ваще щас против готов все плохо настроены, – размышляет черногубая девушка вслух, пока остальная компания занимается закуской. – То готы кого-то убивают, то съедают… Хотят нас изолировать от общества!

– Ага. И с каждым годом все больше! – замечает длинноволосый собутыльник, ковыряя что-то в тарелке.

Если говорить об эстетических впечатлениях от готов: все их девушки страшны до онемения пяток. Либо толстые доярки, либо страхолюдины обыкновенные. Одеваясь как елки, упавшие в смолу, доярки еще сильнее подчеркивают свою убогость.

Когда такое толстое пугало, одетое в черный латекс с разъемами для выпячивания жировых складок и с голой (!) обвисшей грудью смотрит на тебя с выпуклыми глазами на бледном как у трупа лице – возникают рвотные позывы и потребность вызвать «скорую» для себя и для нее. Не удивляюсь тому, что никогда не доведется видеть красивых готок. Ленивые, бестолковые животные, не желающие ничего делать, выглядят именно так. Об адекватной манере поведения и этике говорить не приходится. Просто зоопарк.

Про мальчиков я промолчу…

– Слууушайте, – сосульчатый щегол не унимается. Язык от алкоголя стал совсем развязный, – я вот никак не могу понять, почему люди нас, готов, так шугаются?

– Это от незнания, – отзывается самая тихая из компании. На ней «красуется» черное бесформенное платье, накрашена она меньше остальных и самая симпатичная из компашки. – Обычные люди – они такие. Готов вообще не знают, вот и боятся.

Все одобрительно кивают.

Наконец, начинает клонить в сон. На часах пол пятого. Поморщившись, допиваю остывший кофе, двигаю чашку в сторону, голова сваливается на руки, глаза медленно закрываются…

От громких ударов я вздрагиваю, подрываюсь с места. Темно. В баре никого нет. По двери колотят чем-то металлическим.

От неведомой силы она слетает с петель, а следом вбегает гот с монтировкой наперевес. На носу неуклюже свисают внушительных размеров очки в черной оправе, а окладистая бородка и большие зеленые глаза совсем не вяжутся с образом гота.

– Это ты сказал, что мы животные? – бешено орет сумасшедший, указывая на меня пальцем.

– Биндюжникам привет! – зачем-то восклицаю я.

С криком: «Тогда получай, падонак!», гот бросается с монтировкой. Под удар я успеваю подставить руки. В ответ гот начинает кусать кисть левой руки, но все это происходит уже в расплывчатой гелиевой массе.

– Вам плохо? – я открываю глаза. Передо мной стоит официант. На худом, грустном лице заметно полное безразличие и следы от постоянного недосыпа.

С того момента как я уснул, в помещении ничего не поменялось. Внутри телевизора