Анатолий Анатольевич Логинов - Война

авторитетом не только у черпаков, но и у дедов десантника. Особенно сейчас, после трех недель боевых действий. Это только гражданские в Союзе думали, что введенные в эту восточную страну войска помогали сажать деревья и строить дороги. На самом деле здесь шла настоящая война. Местные жители, очевидно не зная о том, что они должны радоваться наступившей революции и пришедшей интернациональной помощи, вовсю сопротивлялись любым переменам в своей жизни. Сопротивлялись с помощью оружия, в том числе старинных, еще «времен колчаковских и покоренья Крыма» однозарядных «карамультуков» и английских десятизарядных винтовок времен Второй мировой. Удивительно, но и те, и другие в умелых руках аборигенов оказались довольно эффективным оружием, несмотря на древность происхождения.

Поэтому седьмая рота третьего батальона энского парашютно-десантного полка, направленная на прочесывание местности, понесла свои первые потери на этой войне. Первые, но, как понимал каждый десантник от командира роты старшего лейтенанта Олийника до любого «черпака», не последние. Отчего все уставали как бы не в два раза быстрее, чем на учениях и полевых выходах мирного времени. Поэтому, когда роту отвели на отдых, сводили в баню и разместили в старой казарме, в которой когда-то размещался батальон еще той, дореволюционной, шахской, армии, все с удовольствием расслабились. Казалось, что теперь никакие опасности роте уже не грозят и можно спокойно отдохнуть по-человечески, на кровати с бельем, чувствуя легкость чистого, только что отмытого до скрипа кожи тела. Кое-кто из дедов даже принял по стаканчику местного самогона^[3], «конфискованного» у аборигенов во время рейда. Возможно, выпили и офицеры, расположившиеся отдельно, в боковой пристройке. И никто не придал никакого значения ни тому, что казарма стояла несколько на отшибе, так что незаметно подобраться к ней можно было без особых усилий, ни тому, что кроме батальона афганской армии, расположенного в полукилометре от их казармы, других войск поблизости нет. Чувство покоя и безопасности овладело всеми настолько, что уснули даже дневальные и выставленное на всякий случай охранение. Заснули, усевшись рядом с приоткрытыми, чтобы проветрить помещение, дверями и прямо у стоящих неподалеку от казармы боевых машин десанта. Вместе со всеми заснул и Анатолий. И если бы не духота, не проснулся бы. Вынырнув же из сна, он сначала почувствовал резкий, приторно-сладкий с металлическим оттенком запах… запах свежей крови. Потом услышал странный, ни на что не похожий звук и шорох.

Автоматы большинства десантников по приказу командира роты были собраны в самом дальнем углу казармы, у стены, в специально пристроенной к ней пирамиде. Черпаки выполнили приказ буквально, но несколько дедов, а также некоторые сержанты забрали оружие себе, как только офицеры ушли. И сейчас, едва открыв глаза, Толик одновременно инстинктивно потихоньку тянул лежащий в изголовье АКС к себе. Поэтому, едва заметив странные силуэты над кроватями сослуживцев, Пискунов сбросил предохранитель и дал короткую очередь поверх, чтобы не задеть своих. Хотя какие могли быть свои? Свои все без одежды, белые. А у караула и дневальных койки у входа, и здесь им делать нечего. От выстрелов десантники дружно вскочили – всё же две недели боевых выходов даром не проходят. И тут начался ад. Такой, как в кошмарном, бредовом сне: душно-липкая тьма, расчерченная рыжими всполохами автоматных очередей, заполошные крики, испуганный мат и бестолковая суета.

Три белесые тени метнулись от кроватей к оружейной пирамиде. И напоролись на двух автоматчиков, терпеливо поджидавших «шурави» в углу казармы. Два автоматных ствола слаженно рыкнули. Голова Сани Кислицина – лучшего друга Толика – превратилась в жуткую, расколотую пополам маску. Две пули калибра семь шестьдесят два в упор – это не лечится.

Летягин и Самсонов – еще двое ребят из его призыва, пережили Кислицина на секунду – очереди душманских «калашей» почти разорвали тела пацанов пополам. Других отчетливых картин той жуткой ночи память не сохранила, только отдельные, разрозненные впечатления. Толик помнил, как, рыча от бессильной тоски и от злости, судорожно жал, жал и жал на спусковой крючок автомата, а очередь, длящаяся обычно несколько секунд, всё не кончалась. Помнил дикий гвалт со всех сторон и пляшущие в сумасшедшей пляске тени. Кто-то стреляет, кто-то дерется, кто-то --">