Дмитрий Николаевич Дашко - Лучший из худших

откуда взялся этот приступ безумства, что за наваждение охватило меня?.. Я, конечно, не Рики, не Мартин, то есть не белый и не пушистый, но вроде и на безбашенного психа не похож. Чтобы раздраконить меня до такой степени, надо оч-чень постараться и делать это долго, методично и со вкусом. А в кабинете с адвокатом я вспыхнул как спичка, ярко и быстро, и точно так же сгорел за считаные секунды.

Дело ясное, что дело тёмное. Осталось понять, где я нахожусь. Для этого пришлось приподняться на локтях: встать сразу на ноги показалось мне не самой удачной идеей.

Шконка, на которой я лежал, не походила на тюремную, а вот решётка на окне, расположенном почти у самого потолка, наводила на нехорошие впечатления. Скорее всего, тюремная больница. Зашибись, короче!

Нет, отец обязательно что-то придумает, выцарапает меня отсюда, долго этот кошмар продолжаться не может. Я вообще привык на него полагаться, всегда считал, что он способен решить любую проблему, и дело даже не в его деньгах. Просто с самого начала он был пробивным, шёл на таран и сносил все преграды. Мне очень хотелось походить на него, но я отдавал себе отчёт: в моём случае и труба пониже, и дым пожиже. Может быть, когданибудь… Но пока я оставался его блеклой тенью.

Ладно, всё будет пучком.

Но тут меня ждал новый сюрприз.

В далёком детстве я сильно порезал левую ладонь: строгал какую-то дощечку, не рассчитал и полоснул по руке ножом. Ничего страшного, так, в итоге заимел шрам. Мне советовали свести его при помощи лазера, но я каждый раз отмахивался: дескать, зачем, шрамы украшают воина.

Сейчас, разглядывая ладонь, я вдруг понял, что это… не моя рука. Шрам куда-то делся… Сам по себе рассосаться он точно не мог. Да и пальцы, они у меня не были такими чересчур вытянутыми, как у профессионального музыканта.

Бред? Слишком детальный и логичный для бреда.

Нет, была у моего приятеля история, как он писал курсовик по пьяни. Вернулся с вечеринки бухой в дрова, внезапно почувствовал вдохновение, засел за работу, накатал с дюжину листов, причём, как говорил, всё казалось изумительно стройным и понятным. Закончив трудиться, завалился спать. Когда проснулся и перечитал, что наваял, просто охренел: предложения могли оборваться посредине, потом пропуск в пол-листа, какие-то загадочные расчёты, чертежи…

Но это явно не мой случай. Тогда что ж получается? Я попал?

По всему выходит, что так, причём состоялся перенос не физический, а ментальный. Моё сознание, очевидно, подгрузилось в чужое тело. Выглядит лютой жестью, но пока это самое логичное объяснение происходящему.

Если вспомнить то, что говорил Станислав Сигизмундович (долго ему ещё сухарики хрумкать не придётся со сломанной-то челюстью), получается, что это не мой мир, а некая параллельная реальность. Дополнительно поляк упоминал о существовании императора и дворянства. В принципе, у нас в половине Европы монархия, и ничего, живут как-то люди и не парятся.

А вот фразочка, что я будто бы убил сразу пятерых, причём с помощью магии, – это уже за гранью добра и зла. Допустим, настоящий хозяин тела, в котором я нахожусь, действительно перебил столько народа (зачем – другой вопрос), но вот упоминание магии… Я что, Гарри Поттер здешнего разлива? Где тогда моя волшебная палочка?!

Шок, бляха муха, это по-нашему, по-большевистски…

Ход размышлений прервал визит ещё одного совершенно незнакомого мне человека. Он тенью проскользнул в комнату и встал напротив меня. Готов поклясться всем, что у меня осталось: прежде мы никогда не встречались. Однако я ощутил в себе внезапно нахлынувшее чувство любви и нежности по отношению к этому мужчине.

Он был немолод, выглядел чрезвычайно усталым, я бы даже сказал, измождённым. Тёмные круги залегли у него под глазами, подбородок заострился, скулы были обтянуты кожей. Высокий, худощавый, пропорционально сложенный, с широкими плечами и узкой талией. Плотный серый костюм-тройка сидел на нём как влитой. Он слегка прихрамывал и опирался на элегантную тросточку, совсем как лондонский денди.

Ещё мне показалось, что его окутывало что-то вроде прозрачного кокона, который иногда светился и переливался красками. И это было как-то странно. Неужели я вижу человеческую ауру? Если это так, то почему не могу рассмотреть свою? Всё чудесатей и чудесатей.

Покуда я предавался этим мыслям, незваный гость глядел на меня с нежностью и печалью, не проронив при этом ни слова.

Я присел на шконке, подобрав ноги. Что-то --">