Геннадий Борчанинов - Буканьер (СИ)

class="book">Охранник смерил нас троих подозрительным взглядом, но калитку всё-таки открыл.

— Бросьте в бараке, и немедленно идите обратно, нечего тут шастать, — проворчал он.

Душные и тесные бараки из толстых брёвен, крытые тем же тростником, стояли на отшибе, подальше от входов и выходов. Кроме них, тут ещё находилась хозяйская усадьба, казармы, амбары, кузница, и прочие хозяйственные постройки, и наш путь лежал мимо кузницы, рядом с которой выстроилась вереница новых рабов, с которых снимали кандалы. Свежее мясо.

Пополнение, в основном, состояло из негров, которые робко озирались по сторонам или понуро глядели себе под ноги, но и несколько белых тоже затесались в их ряды. И моё внимание привлёк один из них, худой мужчина со спутанными чёрными волосами, который хищно оглядывался вокруг, внимательно изучая обстановку. Мы случайно встретились взглядами, и я увидел его обезображенное лицо, но в его глазах блестела воля к жизни, и он ухмыльнулся, глядя на меня.

Я почувствовал, что мои шансы на побег резко увеличились.

Глава 2

Как и было велено, пострадавшего бросили в бараке, в тени. Я ещё дал ему напиться воды, хотя второй негр всё пытался меня поторопить, чтобы вернуться на поле как можно скорее.

— Бистро, бистро! — лопотал он, едва ли не умоляя меня поспешить.

Но я наслаждался внезапными мгновениями отдыха. Как оказалось, зря. Стоило нам показаться на краю поля, как надсмотрщик бросил всё и быстрым шагом пошёл к нам навстречу, угрожающе раскачивая палкой.

— Где вы шлялись, бездельники?! Живо за работу! — прорычал он.

Палкой он ударил сначала негра по бедру, а затем и меня, и мне стоило нечеловеческих усилий удержать стон, когда по всей ноге прокатилась волна жгучей боли.

— Бегом! — заорал Бернар, и мы оба заковыляли на свои участки, подволакивая отсушенные ноги.

Внутри снова кипела злость, и я остервенело дёргал сорняки, вымещая на них свои чувства. Постепенно я уставал и успокаивался, и мысли мои всё чаще возвращались к новому пополнению. Негры, привезённые из-за океана, само собой, были так же бесполезны, как и местные, все они были измождены долгим переходом в трюме работорговца, забитые туда, как сельди в бочку. А вот осужденные преступники были поздоровей, да и с ними всё-таки можно было договориться.

Стоило бы ночью отыскать этого черноволосого. И, желательно, тайком от остальных рабов, потому что многие были готовы за лишнюю миску похлёбки заложить кого угодно. Тем более меня, белого чужака.

До самого заката мы работали в поле, и только когда багровеющее солнце коснулось горной цепи где-то на западе, Бернар и остальные надсмотрщики построили нас цепочкой и под пристальным надзором повели в барак. Негры затянули свою заунывную песню на незнакомом языке, но затыкать их никто не стал, и мне пришлось всю дорогу слушать их завывания о потерянной Родине. Моя собственная потерянная Родина интересовала меня куда больше. Она мало того, что была на другом континенте, так ещё нас разделяли несколько веков.

Мы пришли к бараку, каждому выдали по одной маисовой лепёшке, и загнали внутрь, пересчитывая по головам. Почти все жадно вгрызались в сухие лепёшки, сразу же, но я предпочитал делить её пополам, чтобы съесть вторую половину утром, вместе с похлёбкой, которую иначе было почти невозможно впихнуть в себя. Прятать лепёшки приходилось в той же соломе, на которой я спал, отчего лепёшка приобретала запах и вкус прелой соломы, но это было лучше, чем хлебать утром пустую баланду.

Несколько раз особо наглые ниггеры пытались у меня эти запасы отобрать, но всякий раз обламывались и уходили ни с чем. После рабочего дня на драки сил не оставалось ни у меня, ни у них, но я давал понять, что готов сражаться, и до драк не доходило.

Я прошёл к своей лежанке в углу барака, где в стене возле самого пола была проковыряна небольшая дырка, откуда приходил свежий воздух, и увидел на своём месте того самого черноволосого. Он сидел на соломе, привалившись к стене барака.

— Ты, говорят, англичанин? — глянув на меня исподлобья, спросил он по-английски со странным акцентом.

Его волосы наполовину закрывали лицо, но я видел, что на его лбу было выжжено клеймо, ноздри вырваны, а уши

--">