Кае де Клиари - Колдовской замок. Часть I. Двери

основательно, но они были целы, хоть и расцарапаны. Левое плечо тоже пострадало, даже слегка распухло. Однако кости, похоже, целы все. (Наверное, я вся в синяках!) Кожа так и горит.

Хотя, постойте. Это жжение не от синяков и царапин. (Я вся натёрта какой-то мазью! Ой!)

Открытие третье – она же голая! Ну конечно, она лежит в незнакомой постели нагишом, избитая, расцарапанная и натёртая жгучей мазью с весьма ощутимым травяным запахом. (Может быть всё-таки это больница? Необходимо выяснить.) А для этого нужно кого-то позвать.

– Э-эй!

Она, что действительно это сказала? Нет, ничего не получилось. Голоса нет. Из саднящего горла вырывается какой-то хрип. Неплохо было бы оглядеться, а для этого надо найти, где раздвигается полог. Выход нашёлся с другой стороны от светового пятна. Ткань, оказавшаяся очень нежной на ощупь, (шёлк?), бесшумно раздвинулась, и в глаза ударил яркий свет.

Нет, конечно, он не был ярким, это ей так показалось от длительного пребывания в темноте. Свет был как раз неярким и неровным. Его источник находился по другую сторону кровати, но его было вполне достаточно, чтобы осветить небольшую комнату весьма странного вида.

Первое, что бросилось в глаза, это стена напротив. Она была каменной, эта стена. Сложенной из грубо обтёсанного камня, и с небольшим стрельчатым окном, расположенным так высоко, что заглянуть в него можно было, наверное, только встав на цыпочки. Но заглядывать в окно уж точно было незачем – за мутным стеклом лишь непроглядная темень. К стене был придвинут резной деревянный столик вычурной формы. На нём, в живописном беспорядке, теснились какие-то диковинные сосуды самых разных форм и видов. Рядом располагался простой трёхногий табурет с вытертым сидением. (Дизайнер надизайнил.) Какая-то средневековщина. Да, это точно не больница.

Сделав над собой усилие, девушка спустила ноги на пол. Он оказался застеленным толстенным мягким ковром. И никаких признаков обуви. Кроссовки? Ах да, ведь их, практически сразу, сорвало и унесло мощным течением. Но тут нет даже самых простеньких тапочек. Ладно, это ещё ничего. А как быть с одеждой? Блузка со стразами, джинсы и бельё бесследно исчезли! Попробовать завернуться в одеяло? Нет, не под силу. Оно слишком тяжёлое и большое. Но не сидеть же тут вечно, терзаясь сомнениями и догадками. (Вылезу так, вроде рядом нет никого, а если что – сразу обратно!)

Этот выход получился не самым изящным. Ноги болели и не слушались. Ей казалось, что они хромают обе сразу, и она едва не растянулась, сделав первый шаг. Но вскоре чувство равновесия, вернулось из каких-то глубин, и даже боль отступила.

Девушка обошла кровать, которая стояла посреди комнаты, и остолбенела! Если кто-то здесь "надизайнил", то он постарался на славу!

Комната была не такой уж небольшой, она вмещала в себя несколько шкафов, набитых огромными книгами совершенно древнего вида. Посреди противоположной стены пылал внушительных размеров камин. Его свет и был тем пятном среди мрака, которое она увидела, когда открыла глаза. Этот свет бросал неровные блики на каменные стены, на шкафы с книгами, на деревянный потолок, на рыцарские доспехи, стоящие в углах комнаты, и на глубокое кресло возле камина, из которого медленно поднималась чёрная высокая тень…

– Вы уже проснулись, принцесса Анджелика?

Голос был мужской, сильный и слегка скрипучий. Старчески скрипучий. (Или это только показалось?)

С проворством, никак не соответствующим её состоянию, девушка юркнула обратно под защиту балдахина и от испуга не сразу сообразила – тот, кто встал из кресла, назвал её по имени! Она – Анджелика!

(Я, Анджелика!) Сразу всё вспомнилось. Никчёмный, чужой пикник, скользкие мостки, Криста, её толкающие руки… Вот дура!

Тяжёлые шаги, приглушённые ковром, приблизились к кровати. Тёмный силуэт загородил огонь камина.

– Я вижу вам уже лучше, принцесса Анджелика, надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной вечернюю трапезу. Ах, да… Я пойду, поищу для вас какую-нибудь одежду.

Шаги удалились, негромко скрипнула дверь. Разделить трапезу? Анджелика внезапно почувствовала волчий голод, и он, как ни странно, придал ей сил и смелости. Да, она не прочь разделить вечернюю трапезу, но с кем? (И почему это я, принцесса?)