Александр Анатольевич Борисов - Хрен знат 2

Не хотелось мне здесь бедовать, ох, не хотелось! И дед, судя по настроению, тоже был не в восторге от таких перспектив. Это такой человек, которому обязательно надо о ближнем своём заботиться. А тут не успел дочку дождаться-нарадоваться — она лыжи из дома вострит. Ладно б одна, так хочет увести внука, в которого вложена половина души. Вздыхать не вздыхал, но за добрую половину пути слова не обронил. Лишь на траверзе магазина окликнул:

— Вон, Сашка, дядька навстречу идет со слуховым аппаратом и тросточкой. Ты с ним не забудь поздоровкаться. Громко скажи: «Вечер добрый, Семён Михайлович!» Это мой бывший начальник. Он у твоего дедушки на войне был командиром взвода. Мы с ним в сорок первом выходили из окружения.

Я этого дядьку часто встречал. Сразу запомнил. По сравнению с дедом был он ещё моложав, но сильней попорчен войной. Правая нога вообще не сгибалась. Я думал сначала, что это протез. Сейчас присмотрелся — нет. Сандалии у него одного цвета, в них пальцы живые, шевелятся. На лицо Семёна Михайловича я вообще боялся смотреть. Страшно. Оно у него будто сшито из лоскутков красного и багрового цвета. И на этом зарубцевавшемся месиве, под седым ёжиком чуть ли ни до бровей — смеющиеся глаза, будто взятые на прокат у приколиста Гальцева.

Дед сказал — внук выполнил, «поздоровкался» как солдат на плацу. А этот Семён Михайлович будто бы не расслышал. Выронил

трость, правой ногой вычертил в воздухе полукруг и крепко приник к груди своего бывшего подчинённого.

Так они и стояли, словечка не обронив, похлопывая друг друга по спинам мозолистыми ладонями, пока дед не сказал, пряча глаза:

— Или, Сашка, домой. Я маненько подзадержусь.

Было бы удивительно, если б он произнёс что-то другое. Ладно, думаю, солнышко готовится на покой, воздух протрях, как-нибудь с перекурами догребу. Гружёный велосипед это нетяжело. Просто руки в плечах затекают, когда руль на уровне шеи.

Клуб элеватора радовал свежей афишей в чёрно-красных тонах. Краска местами блестит, не до конца высохла. Клубный художник изобразил хмыря неопределённого возраста со старинной гитарой в руках. «Сомбреро», — гласила надпись наискосок. — «Мосфильм». 1959 год. Автор сценария Сергей Михалков. В списке актёров лишь две знакомых фамилии: Серей Филипов и юный ещё совсем Виктор Перевалов.

Было уже, — подумалось. — Смотрел я это кино. Только в ещё более раннем детстве. Лет шесть мне тогда исполнилось. В этом же самом клубе я его и смотрел. Ходили на десятичасовой сеанс всей нашей казачьей кодлой: Валерка, Сасик и я. Атаман ведь, не только учил нас рогатки и поджиги с цокалками мастерить. Была у него и культурная программа. Все вместе смотрели «Жаворонок» в нашем вагоне-клубе. Чуть ли ни с боем доставали билеты на «Фантомас» в кассе кинотеатра «Родина».

Сюжет этого «Сомбреро» я помню довольно смутно. Какая-то чехарда с переодеваниями. Но песенка из него накрепко врезалась в память, завертелась на языке. Дальше я шёл напевая: «Мексиканцы, мексиканцы, в гости вас к себе зовём! Ваши песни, ваши танцы мы танцуем и поём…»

Под мелодию шаги веселей, руки в плечах больше не затекают. Махом, на автомате, переход через железку перемахнул. А тут уже, закроешь глаза — не ошибёшься: улица угольной пыли, даже зимой пахнущая теплом. Вездесуща она: и на белых боках сугробов, и на морщинистой плёнке, покрывающей весенние лужи в разъезженной лесовозами колее, и на тонком пушке ещё не поспевших персиков. Но к человеческой коже почему-то не пристаёт, и души не пачкает.

Конец второй книги.

От автора:

Книга вчерне закончена, чему я искренне рад. Писалась она в сложных психологических условиях, что не могло не сказаться на содержании и общем душевном посыле. Поэтому будет правка. Долгая и скрупулёзная. Что-то добавится, или наоборот, уберётся. Размер и количество глав тоже изменятся. О продолжении думаю, но обещать не могу. В моём возрасте не обещают. Закончить бы всё начатое. С любовью и уважением, Ваш Александр Борисов.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/15138