Лин Спрэг Картер - Поиски Каджи

в мягкой постели.

Кивнув, юноша водрузил на голову шляпу из красного войлока, спрятав длинные черные локоны, вскочил в седло своего скакуна и уже собрался было ехать, когда джамадар резко окликнул его:

— И скажи им, Джорад, что мы — воины Козанга — истинные сыны великих равнин, а не иноземные псы Рашембы. Мы заплатим червонным золотом и белым серебром за пищу, ночлег и корм для лошадей. Честь Козанга не позволяет нам взять все это силой у жителей равнин. Скажи им об этом!

Разведчик усмехнулся и вновь кивнул.

— Конечно, повелитель!

И потом он «полетел» по равнине словно ветер. Бородатый Зароук с завистью посмотрел ему вслед. Ах, как хотел бы он вновь стать сильным и молодым, сражаться целый день и пить всю ночь, а потом вновь целый день сражаться! Но он был старым и седым, а сердце его каплю за каплей отдавало кровь из дыры, пробитой в теле вождя пикой предателя — иноземного пса Рашембы. Многие годы вел Зароук за собой клан воинов, однако сейчас его дни джамадара подходили к концу. Если он доведет своих братьев до черных гор Маруша, где ни один человек не может отыскать их, он сможет обрести покой.

Потом задумчивый взгляд вождя стал тверже. Челюсти, скрытые под кудрявой седой бородой, крепко сжались. Отдых? Нет, пока жив трижды проклятый, ненавистный богам фальшивый принц, который предал их, отдав на растерзания иноземным псам…

И вместе со вздохом тощий старый джамадар выдохнул три слова. Но кто мог сказать, были ли это слова проклятием или мольбой?

— Смерть Императору-Дракону!

Глава 2 Топор Фом-Ра

Деревня оказалась россыпью убогих бревенчатых хижин, сбившихся в кучу посреди круга вытоптанной травы. Весенние дожди превратили бы эту землю в море грязи… Но не так давно на равнины пришла зима, и хотя снег так и не выпал, земля стала твердой и сухой.

Посреди круга вытоптанной земли находился деревенский колодец. С восточной стороны от него находился джоумак — хижина деревенского старейшины. Как и остальные жилища этой маленькой деревни, джоумак напоминал грязный сарай, но был выше остальных строений и обмазан застывшей глиной. Перед дверью глубоко в землю было воткнуто копье, украшенное перьями. Красные и золотые перья были старыми и растрепанными, выцветшими и поблекшими от пыли. Много поколений сменилось с тех пор, как воины Ушамтара пришли с травянистых равнин юга, чтобы осесть в этих краях. Кто-то из них воткнул в землю гордое копье войны как символ единения. Жители деревни до сих пор походили на ушамтаров. Высокие, надменные и молчаливые, с серьезными лицами и задумчивыми взглядами, скрестив руки на груди, наблюдали они, как в последних лучах заката усталые кочевники въезжали в деревню.

По двое и по трое ехали воины Козанга. В надвигающихся сумерках они казались черными тенями. Старейшина деревни приказал своим женам развести огромный костер на открытом месте, и в отблесках красного света жители деревни разглядывали следы битвы — порванные и окровавленные ишлаки всадников. Заостренные стальные шлемы были погнуты, круглые кожаные щиты разбиты или покорежены, тонкие копья для метания поломаны. Многие воины, вместо того чтобы ехать верхом, лежали в повозках, тащившихся следом за основной массой воинов клана. Это были раненые с опустошенными взглядами и печальными лицами, замотанные в грязные тряпки.

Женщины деревни стали заламывать себе руки и причитать при виде раненых воинов. И прежде чем вождь кочевников обменялся приветствием со старейшиной деревни, они стали выносить из хижин горшки и кувшины крепкого вина, чаши с кипящей водой и связки сухих трав и свежих бинтов, чем вызвали несказанную радость раненых.

Зароук остановил своего белого жеребца перед джоумаком старейшины. Левой рукой, так как правая совершенно отказалась повиноваться ему, он откинул назад свой огромным ишлак и открыл взорам огромный изогнутый топор холодной стали, висевший у него на поясе.

— Hay! Пусть Боги хранят вас, ушамтары! — воскликнул он.

Старейшина низко поклонился, коснувшись земли пальцем правой руки, и печально произнес:

— Пусть удача сопутствуем вам, воины Козанга.

Мгновение они задумчиво рассматривали друг друга. Каждый из них отлично понимал всю драматичность момента, каждый испытывал гордость за свой народ и вел себя с соответствующей ему любезностью. Лицо старейшины, тощего старика с лысым черепом, казалось истощенным и --">