Дмитрий Валерьянович Лекух - Черные крылья Бога

очень не любил людей, которые крошили им хлеб, говорил, что они превращают этих гордецов в попрошаек.

Но птицы все равно были очень красивы.

Не знаю, что с ними потом произошло.

Может, улетели.

А может, их просто сожрали, когда в городе возникли первые проблемы с продуктами.

Кстати, не исключено, что сожрали их именно те, кто до этого старательно крошил птицам тогда еще очень дешевый белый хлеб.

Все может быть.

Вот такая вот, блин, диалектика.

Я прикрутил «Харлей» цепью к древней чугунной тумбе и пошел к воде. Воняло так, что ноздри наружу выворачивало.

Ничего.

Я привык…

Постоял, покурил. Вспоминать ничего почему-то не захотелось. Потом обернулся на тихий металлический лязг. Чумазый подбандитыш лет одиннадцати от роду деловито вскрывал контейнер, прикрученный к багажнику моего байка.

Когда он сообразил, что я его заметил, то сразу же ощерился, продемонстрировав ряд желтых гнилых зубов, и, сплюнув сквозь дырку в этом богатстве, полез за пазуху за дешевеньким самопальным пистолетом.

Не успел, разумеется.

Ага.

Вид такой игрушки, как «Стеблин», действует на некоторых индивидуумов крайне отрезвляюще.

Любителя чужих мотоциклов как ветром сдуло.

И хорошо.

Честно говоря, мне почему-то совсем не хотелось его убивать…

…Дома меня ждал неприятный сюрприз.

У входа в подъезд на ржавеющей металлической трубе, покрытой в глубокой древности толстым слоем голубой масляной краски, жевал дешевую пластиковую зубочистку коп.

И не просто тебе коп, а Коп с большой буквы.

По-другому и не обзовешь.

Никак.

Поручик столичной полиции Борис Костенко.

Мой, кстати, сослуживец по вдрызг проигранной всеми сторонами конфликта кровавой и, как позднее выяснилось, бессмысленной Крымской кампании.

В прошлом.

У меня все – в прошлом…

– За город собрался, Гор?

Вот… мать.

Неужели Макс?

Убью скотину…

– Не понял…

– А что тут понимать. Сержант!

Вот те на!

Из подъезда, лениво поводя плечиком, нарисовалась Красотуля.

Собственной, блин, темноволосой и зеленоглазой персоной.

В черной спецназовской форме, с широкой лычкой старшего сержанта службы внутренней безопасности…

А на вид по-прежнему – лет пятнадцать.

Ну, шестнадцать от силы.

Дела…

Я вытянул вперед руки.

Под наручники.

Попал – значит, попал.

Что тут еще обсуждать-то?

Расслабился.

Таких, расслабленных, копы как раз и имеют.

Аксиома.

Которую я на этот раз почему-то забыл…

Ничего, откупимся.

Не от Костенко, конечно, – этот-то не берет.

Принципиально.

Но на любого Костенко его же собственное начальство имеется.

Которое почему-то всегда очень хочет жрать.

Всегда.

И желательно – чтобы аж в три горла.

Но Боб почему-то медлил.

– За что Рыжего пришил, лишенец?

– А вот здесь извини, господин начальник. Не мое это санитарное мероприятие.

Боб хмыкнул:

– А если даже и твое, то один хрен фиг что докажем. Знакомо…

– И хорошо, что знакомо. Меньше времени потратим. На понт взять хотел, начальник?

– Да нет. Я же тебя как облупленного знаю, капитан. И тебя, и Побегалова твоего. Вот только не пойму…

– Как я докатился до жизни такой?

– Именно, – Боб удовлетворенно хмыкнул. – Ладно, езжай…

А вот это – уже что-то новенькое.

Я даже удивился.

– Запрет на выезды снят. Мосгордумой. Все равно вас, психов, надо стрелять, как бешеных псов. А за городом это и без нас сделают. И за патроны отчитываться не надо.

Ну…

Это он дал.

Когда это спецназ за патроны отчитывался? А?! Не напомните, господин поручик?!

Я достал пачку турецких сигарет.

Дико дорогих и, разумеется, – контрабандных.

Протянул Бобу.

Хорошая новость, что тут говорить.

Просто замечательная…

– Слушай, капитан, – Боб вынул из пачки две сигареты, одну сунул за ухо. – Может, все-таки вернемся к нашему разговору?

– Насчет Крыльев?

Коп кивнул.

Я только скривился, будто вспомнил давно забытое ощущение вкуса лимона во рту.

– Ты же знаешь, что нет. Мы с тобой, помнится, было дело, когда-то вместе дрались в Крыму с УНСО, а эти орелики, хоть намекни, чем лучше? Тем, что они – наши? Тем, что ты среди них, что ли? Так лично мне твоя морда, прости, никогда по этой жизни не нравилась…

– Не гони, капитан. Среди Крыльев нет наци. Ты и сам это прекрасно знаешь. Там все – наши, евреи, хохлы. Даже черные.

Я демонстративно отщелкнул в сторону подъезда окурок такого размера, что за него один оборванец мог вполне спокойно пустить кровь --">