Андрей Русланович Буторин - Клин

видите? Мне нужно его догнать!

Я рванулся изо всех сил, и хлястик остался в руке контролера, а сам я вылетел из вагона и плюхнулся лицом в сугроб, потеряв при этом шапку. Вскочил, покрутился на месте, но, нигде ее не увидев, махнул рукой и, проваливаясь в снег через каждые два-три шага, поспешил к чернеющему наискось следу. Сзади мне что-то надрывно кричал однорукий контролер, но я на него даже не оглянулся. Нужно было как можно скорей, пока не уехал поезд, догнать Сергея, и я очень надеялся, что если состав сейчас тронется, однорукий догадается дернуть стоп-кран.

Я очень пожалел, что не послушался маму и, отправляясь в поездку, надел не валенки, а ботинки. Ну как же! Конечно! Из самого Ленинграда, культурной столицы страны — и вдруг в валенках!.. Вот и черпай теперь снег ботинками, культурный!

Когда я добрался до Серегиных следов, идти по ним стало легче, чем по снежной целине, и расстояние между мной и двоюродным братом стало наконец сокращаться. Но все равно я видел, что Сергей быстрее дойдет до деревьев, чем я догоню его. Следы, конечно, останутся и в лесу, но там будет значительно темней, а самое главное — деревья скроют от меня поезд, и если он поедет, я этого не увижу. Хотя если он тронется прямо сейчас, мне тоже будет уже не успеть вернуться. От одной только мысли, что я могу остаться один под этими фиолетовыми тучами, за много километров от ближайшего жилья, мне стало по-настоящему страшно, и я так припустил вперед, что почти догнал брата. В мигающем свете непрекращающихся вспышек я уже хорошо различал на плечах его шинели чуть более темные, чем остальное сукно, прямоугольники на местах бывших погон.

— Стой! — задыхаясь, крикнул я в качающуюся передо мной спину. — Стой, придурок, сейчас поезд уедет!

И вот тут-то как раз и шарахнуло. Казалось, небо раскололось напополам. С шипением и треском ярчайший сиреневый свет обвалился на землю и мгновенно залил собою весь мир. Я невольно зажмурился. Запахло озоном. Волосы на непокрытой голове в прямом смысле встали дыбом, а тело будто пронзили тысячи игл.

«Вот и все. Накаркал однорукий!» — успел подумать я, прежде чем сознание рухнуло в бездонную тьму небытия.

Глава вторая Из зимы в лето

Очнулся я от щекотавшей нос травинки. Я чихнул и раскрыл глаза. Перед ними и правда была трава. Неяркая, пожухлая, но тем не менее вполне настоящая и зеленая. Собственно, я в этой траве, придавив ее щекой, и валялся. Пахло влажной землей, прелыми листьями и совсем слабо, едва уловимо, чем-то тревожным и неприятным — то ли гарью, то ли какими-то химикатами…

Я вспомнил, что произошло со мной перед этим, и рывком поднялся на колени. Вокруг бугрились невысокие холмики, топорщились щетки кустов, чуть поодаль, шелестя листвой, темнели деревья. «Что?! — подскочил я, — листвой?!..» Я юлой завертелся на месте. Зеленая трава, зеленые листья, черная грязь, рыжая глина — ни намека на снег и на зиму! И ничего даже отдаленно похожего на то широкое поле, по которому я бежал за Серегой. И поезда, и самой железной дороги… И вообще.

Колени подогнулись, и я вновь опустился в траву. Что же это такое? Я провалялся без сознания полгода?.. Чушь какая! Я бы помер от жажды и голода. И вокруг бы все равно было все по-другому. А может, я на самом деле помер? Может, попы были правы и загробная жизнь существует? Но где я тогда сейчас, в раю или в аду? Я поднял голову к небу. Оно хоть и не было больше лиловым, все равно казалось незнакомым и мрачным, затянутое клокочущими, хмурыми тучами. На рай все это, по-моему, мало походило. А для ада, напротив, было слишком просторно, светло и прохладно. Я сплюнул. Вот ведь докатился — рай, ад!.. И это в середине двадцатого века! В эпоху диалектического материализма! И размышляет об этих постыдных глупостях не кто иной, как студент математико-механического факультета ЛГУ, член ВЛКСМ, между прочим. Я как следует разозлился на себя и снова сплюнул. И только теперь заметил, что на моей груди так и болтается повешенный в поезде бинокль. Он был испачкан черной землей, но, к счастью, целый. Я поднес его к глазам, чтобы как следует обозреть окрестности, но услышал вдруг отрывистое:

— Эй! Ты кто? Стоять на месте!

От неожиданности я подпрыгнул и завертел головой. Ведь никого же только что не было! И сейчас нет… Но голос послышался снова, вроде как со стороны кустов:

— Не дергайся, стрельну. Руки поднял! Еще кто есть?

Я поспешно взметнул вверх руки. Под ложечкой --">