Эд Нэха - Робокоп II

Департамента Полиции и управление им. Сегодня переговоры зашли в тупик, и потому копы взбесились.

На экране возникла группка полицейских, пикетирующих отделение полиции в Старом Детройте.

Один из них, уже немолодой, повернул к камере лицо, несущее на себе печать многолетней службы на «вредных» улицах:

— «Оу-Си-Пи» сократила нашу зарплату на сорок процентов. Нам заблокировали пенсии. А теперь и вовсе не хотят с нами разговаривать. Одному Богу известно почему, но кажется, что они просто хотят, чтобы мы бастовали. Хотят, чтобы город разлезся по швам.

В этот момент задремавший бармен пробудился и, бросив на экран равнодушный взгляд, выключил телевизор. Робокоп стоял в дверях, обрамлённый лунным светом. Бармен поднял глаза.

- Ну, как дела. Робот? — спросил он голосом, скорее напоминающим вздох.

Робокоп кивнул головой.

- По-старому, — проговорил он,

— Да, — согласился бармен. — Эти новости, скажу я тебе, чертовски действуют на нервы. Я тут прожил всю жизнь — и никогда ещё не было тёк паршиво. У молокососов, которые колются этой гадостью, при себе больше артиллерии, чем я видел за всю службу во Вьетнаме. Детки, которые должны сидеть по домам и выдавливать прыщи, нажимают на спуск. А это, должен тебе сказать, вредит бизнесу. Никто вокруг не выходит на улицу, чтоб не наткнуться на наркоту и бандитов. А теперь ещё и полиция забастовала, — наконец он подуспокоился и добавил: — Только без обиды, Робо.

- О чём речь, — ответил Робокоп, сжимая зубы. Он повернулся и посмотрел в густую от смога ночь. — Желаю приятного вечера, — добавил он.

- Ну, да, — лицо бармена искривилось гримасой.

- Столько-то я, пожалуй, ещё проживу.

Чувствуя жжение в желудке, Робо двинулся к ТурбоКруизеру. С усилием сдержал гнев. Не только его мир — его внутренний мир — разлезался по швам, но и весь мир вообще — мир всех людей. Он влез за руль автомобиля. К этим мыслям он ещё вернётся позже, в более подходящее время.

А сегодня вечером он был просто копом. Фараоном, которому нужно было исполнять свой долг.

И никто ему в этом не помешает.

ГЛАВА 2

Длинный лимузин полз по бесконечным улицам Детройта. Сидящий сзади мэр Сирил Кузак не был человеком счастливым. Молодой, чернокожий, он был избран представителем народа — человек, вышедший из трущоб Старого Детройта и устремившихся наверх.

И вот теперь он был наверху, но — непонятно почему — всё ещё должен был поднимать голову, чтобы посмотреть на тех, кто стоит выше него. А это наполняло его отвращением.

Он провёл пальцем со лацкану своего костюма за тысячу долларов. У него были все символы власти, но он оставался бессилен. И если в том заключалась какая-то ирония, мэр Кузак отнюдь не считал её забавной.

Он взглянул на ночное небо. Вдали, на верхушке тёмного, спиралью вздымавшегося вверх небоскрёба, над спящим городом светилась эмблема «Оу-Си-Пи». Лимузин Кузака двигался в её направлении.

Сидящая рядом с Кузаком фигура зашевелилась. Безукоризненно одетый, застёгнутый на все пуговицы советник Джордж Поулос откашлялся, словно желая сказать мэру: перестань мечтать. Подумай о делах.

Кузак пробормотал что-то в ответ, когда автомобиль остановился у входа в штаб-квартиру «Оу-Си-Пи». За окнами машины несколько рабочих смывали из шлангов вехою надписи, намалёванные на корпусе выключенного ЭДа-209.

«Дерьмовый мусорный ящик», — с бешенством подумал мэр. Он повернулся к Поулосу.

- Запомни, — предостерёг он советника, — я здесь не для того, чтобы клянчить милостыню.

Поулос знал эту песню.

- Конечно, нет.

- В здесь для того, чтобы требовать действий, — сообщил Вузах, словно пытаясь убедить самого себя. — В пришёл, чтобы заставить их действовать.

Мужчины двинулись к главному входу с здание и приблизились к лифту, который должен был доставить их к апартаментам шефа «Оу-Си-Пи» — седовласого деспота, которого все называли попросту «Ста сих».

В лифте Кузак кипел от злости. У него есть, что сказать этому старому пердуну. Кем ос себя, чёрт возьми, считает, если позволяет себе лезть в город Кузака, в ела его полиции и жителей?

Они вышли из лифта. Лучезарный меледой клерк по имени Джонсон отворил ворота, ведущие в святая святых шефа. Он любился, словно кретин. Наступил очередной --">