Павел Вячеславович Молитвин - Город Желтой Черепахи

объяснить мне, как я сюда попал, что это за место и что мне теперь делать.

Нас разделяло метров двести, когда один из стоявших у самого берега мужчин приставил ладонь козырьком к глазам. Его примеру последовал другой, третий… «Наверно, они увидели корабль», — подумал я и обернулся. В устье пролива действительно появился корабль. Теперь он был отчетливо виден: красно-рыжие низкие борта, приподнятый нос, увенчанный изображением то ли дракона, то ли какого-то иного диковинного зверя с длинной клыкастой мордой и загнутыми назад рожками; мерно поднимающиеся и опускающиеся тяжелые весла, гордо парящий над палубой квадрат паруса. Я уже мог разглядеть, что парус не чисто белый, как мне показалось издали, а украшен эмблемой — черной стрелой, вонзающейся в рыжее солнце.

Корабль казался крошечным на фоне гигантских черных скал, окружавших вход в бухту. Зрелище было замечательное, неудивительно, что оно привлекло на берег столько народа. Я оглянулся, ожидая увидеть на лицах радость, но люди все так же безучастно и равнодушно наблюдали за движением корабля, словно самое интересное еще впереди. Может, так оно и было, но я испытал разочарование. Люди на берегу мне определенно не нравились.

Но вот что-то едва заметно изменилось в выражении их лиц: странная, даже, пожалуй, страшная полуулыбка-полуоскал мгновенно раздвинула множество губ, глаза же смотрели с прежним равнодушием. Я содрогнулся и перевел взгляд на корабль: что обрадовало этих людей-манекенов? Неужели они оценили красоту пейзажа?

Корабль, который должен был вот-вот пристать к берегу, вдруг застыл на месте, будто уперся в непреодолимое препятствие. Корма его опустилась, нос поднялся. Было видно, как суетятся человечки на палубе, как отчаянно гребцы пенят воду веслами, но все впустую. Волна за волной, вырываясь из узкого коридора между скалами и разбиваясь о корму корабля, толкали его вперед, а он лишь вздрагивал, все круче задирая в небо свой резной нос.

Так продолжалось несколько минут, потом команда бросила весла и начала готовиться к эвакуации. Матросы спустили парус и принялись вязать плот: на палубе появилось несколько бочонков, доски, движения людей стали менее хаотичными. А волны все бились и бились о корабль, все ниже опускалась его корма… Вот с нее в воду съехало неуклюжее сооружение, отдаленно напоминающее плот, и тут же на него начали прыгать матросы. Работая короткими досками вместо неуклюжих корабельных весел, они пытались вывести плот из-под ударов волн, подальше от корабля. Это им почти удалось, и тогда остальные члены команды тоже стали прыгать в воду. Но вдруг плот прямо на глазах начал разваливаться, будто кто-то гигантским ножом перерезал сразу все крепежные канаты.

Донесся приглушенный расстоянием и шумом волн крик отчаяния, и в тот же миг корабль, до этого момента словно размышлявший, стоит ли ему тонуть в преддверии гавани, стал стремительно уходить под воду. Несколько мгновений над волнами еще был виден его ростр: казалось, диковинное чудище хочет сделать последний глоток воздуха, последний раз взглянуть на солнце. Потом скрылся и ростр. Однако пять или шесть человек еще качались на воде и, судя по всему, надеялись доплыть до берега.

Потрясенный видом гибнущего корабля, я забыл о стоящих на берегу людях. Что они собираются предпринять для спасения пловцов? Как они отнеслись к разыгравшейся на их глазах трагедии? Почему я не слышу их голосов? Ведь сам я едва сдерживался, чтобы не закричать!

Люди на берегу стояли молча, спокойно. И на губах их блуждала все та же странная улыбка. Они улыбались! Я невольно шагнул к воде.

Они стояли молча и неподвижно, и я не мог понять, чем вызвана их пассивность. Если на корабле были их друзья или даже незнакомые люди, они должны были оплакивать их участь. Если это был вражеский корабль, то почему они безоружны и почему не радуются гибели врагов? Странные люди. Впрочем, я ничего о них не знаю и потому не должен делать поспешных выводов, не должен судить их и тем более бояться. Кроме того, я же видел, что несколько человек, одетых в цветные одежды, выказали явные признаки скорби. Но почему же тогда безучастны остальные?

Не в силах ответить ни на один из этих вопросов, я двинулся к людям. Мгновением позже один из них воздел руки к небу и сказал:

— Слава Желтой Черепахе.

И, словно очнувшись, остальные тоже стали поднимать руки к небу, к плывущему в голубом просторе солнцу.

--">