Александр Анатольевич Борисов - Прыжок леопарда 2

начала почему-то решил, что потерпевший - актер.

   Человек (а тем более - криминалист), часто видящий смерть в самых скверных ее проявлениях, поневоле становится циником. Покойники, пострадавшие - все для него на одно лицо. Инспектор Десятерик укладывал чемоданчик, напевая под нос фривольный мотивчик.

   Терпила был без сознания. Чувствовалось, что он угасал, но меньше всего его состояние можно было назвать беспомощным - не поворачивался язык. Этот мужик был хорошо сложен: строен, широкоплеч. Росточком немного не вышел, но, зато, какая натура! На грубом лице - огромный орлиный нос с высокими крыльями, пышные брови, большие усы...

   В свободное от должности время, Герман Ефимович мнил себя антикваром и умел ценить красоту. Вдали от российских столиц, в сибирской глубинке, раритеты наживаются трудно. Была у него совсем небольшая коллекция: пара-тройка довольно приличных икон, четыре картины "на перспективу", дюжина самоваров да несколько бронзовых безделушек. А что за коллекция без жемчужины?

   Он еще раз взглянул на изящную безделушку, найденную на месте предполагаемого побоища. Вещица была действительно знатная. Ажурный венок тонкой работы с цветами из серебра и фаянса. Что с ней делать, коллекционер пока не решил, но "подальше от глаз" убрал в карман пиджака.

   Вокруг потерпевшего суетились врачи: тащили носилки, капельницу. Инспектор схватил за рукав пробегавшего мимо фельдшера "скорой". Да так, что того развернуло и занесло. Бедняга забился, запричитал, испуганно замахал белыми крыльями:

   - Отстань, Ефимыч, не доставай, чес-слово, некогда!

   - Вот те раз, неужто все настолько хреново?

   - Если бы раньше поспели, хотя бы на полчаса. А так? - семь километров по скользкой, разбитой дороге, - фельдшер покачал головой. - Слишком больная потеря крови. Боюсь, что не довезем.

   - Ты это брось, Петрович, и не таких ведь вытаскивали!

   Петрович тихо страдал с похмелья, но виду не подавал. В такие минуты бывал он особенно набожен:

   - Я что? - безымянный перст в руках Божьих. Да, и куда такого везти? Ни документов, ни полиса...

   - А ты его сразу в платный стационар. Если что, скажи там, что я заплачу.

   Петрович удивленно вскинул глаза:

   - А ежели у персонала возникнут вопросы? Неровен час звякнут в прокуратуру?

   - Вопросы? Я что-то не понял, ты это о чем?

   - О нашем терпиле. Его ведь не в первый раз убивают: все тело в рубцах и шрамах. Тебе это не кажется странным?

   - Мне много что кажется. И Лежаве, и дяде Пете. Но разве кто-то из нас хочет прослыть сумасшедшим?

   - Ну-ну...

   Никита Петрович с сомнением покачал головой. На этой земле он прожил достаточно долго и помнил те времена, когда ходили по улицам живые герои гражданской войны. Кто видел - тот никогда не забудет, как выглядит настоящий сабельный шрам...

   Я спал, как пожарник, около трех суток. Давил распроклятый диван со всей пролетарской ненавистью. Организм припухал в сладкой, расслабленной полудреме - восстанавливал силы. Пахло осенью и свежими яблоками. Это единственное, чему я не переставал удивляться. Все остальное ушло сквозняком, оставив в сознании несколько легких зарубок: приходили какие-то люди - топали сапожищами у порога, в комнате накрывались столы, звенели стаканы. Наверное, что-то пили, чем-то закусывали. От зари до зари монотонно бубнил телевизор. Крутили "Дни Турбиных", но как-то по-скотски: повторяли каждую серию несколько раз на дню.

   - В конец телевидение обнищало, - бубнил незнакомый голос, - на экране, как в жизни - сплошная серость!

   Меня приглашали к столу: обливали водой, совали под нос ватку с нашатырем - в общем, будили. Мордана я сразу же посылал и лягал пяткой. А отцу говорил, что буду минут через десять.

   Потом на меня махнули рукой. А что без толку суетиться? Район очень даже спокойный, если судить с точки зрения безопасности. Здесь все на виду. Может, знаете? - между Колой и Мурманском есть небольшой деревянный поселок - ровесник стахановского движения.

  Там от самой дороги и до самого пивзавода - сплошные террасы по склону. На них притулились крохотные домишки. Поврастали в землю от старости. Из удобств - одно электричество.

   Большей частью жилье безнадежно пустует. Но не так, чтоб совсем без хозяйского глаза. Все как положено: заборчики, огородики, поленницы дров у сортиров и даже собачьи будки.

   Жили люди и здесь. Трудились, --">