Алексей Сергеевич Колентьев - Туман войны

опытом, в обмен жадно обучаясь приёмам рукопашного и ножевого боя, стрельбе из понравившегося им АКМ. Один парень, щуплый и худющий как черенок от метлы, до того полюбил выданный ему автомат, что не расставался с ним даже во сне. А в замен индейцы показывали как слушать лес, находить незаражённую воду, какие корешки и зверьё можно употреблять в пищу. И самое главное, как тихо и неслышно срубить пендостанских^[7] диверсов, которые в последнее время действовали почти в открытую. Лишь изредка утруждая себя испанским языком в радиопереговорах, но такие меры маскировки своей принадлежности были скорее исключением, нежели правилом. По идее, среди американских военспецов, должны были преобладать испаноговорящие, не так выделяющиеся на общем фоне парни с подходящим фенотипом. Этнические кубинцы, например, или испаноговорящие выходцы из Флориды вполне бы сошли за местных. Однако по какой-то причине, мне часто случается сводить короткое знакомство и слышать трёп в эфире исключительно на английском языке. Преобладал так называемый «южный» говор, когда слова растягиваются, иногда сбиваясь на маловразумительную скороговорку, в которой еле улавливается общий смысл. Видимо «испанцев» берегут или просто выбраковывают по каким-то своим внутренним стандартам. На моём личном счету были уже две большие стычки с амерами. В последней из таких «встреч», мы подошли к расположившейся на днёвку диверсантам, миновав развешенные чуть ли не всюду мины и растяжки, практически вплотную. Бой получился коротким, почти всех удалось взять в ножи, без единого выстрела, лишь одного Серебрянников приложил из пистолета почти в упор. Там я во второй раз в жизни сошёлся в рукопашную с живым противником. Страх был, только помня свой предыдущий опыт, он застрял где-то на задворках сознания, временами, только подстёгивая рефлексы. Выпад — блок, уход вправо — удар! Его глаза… Вот, пожалуй, единственное, что запомнилось мне в тот момент: удивлённые серые глаза американца, с уже затухающей искрой жизни в них…

Удар мне ставил весёлый, совсем непохожий на матёрого кровопускателя, седой майор в учебном центре под Москвой. С шутками-прибаутками он долго со мной возился, ни разу не используя деревянные муляжи клинков, а сами удары отрабатывались на хитрых манекенах. Ощущения от работы с ними, почти не отличались по ощущениям от тех, как если бы клинок вонзался в человеческое тело. Был потом и более жёсткий практикум, но об этом не хочется вспоминать, хотя стыдиться и не чего…

Потом всё было очень просто: трупы раздели и сбросили в небольшую скальную расщелину: в тех местах пещеры иногда попадаются почти на ровном месте. Заросшие всякой вьющейся мерзостью, эти каверны в земле, представляют для человека не меньшую угрозу, чем небольшая яма-ловушка с заострёнными деревянными колышками смазанными жиром какой-то местной разновидности землеройки, или просто растяжками и хитро развешенными по деревьям противопехотными минами. Амеры очень хорошо выучили эту науку во время вьетнамской войны и довольно успешно применяли полученный опыт на практике. Теперь они, все шестеро, стали кормом для десятка-другого падальщиков и мириадов мелких насекомых и неизвестно ещё, что хуже: хищников можно и отпугнуть, но вот жуки пожирают даже живого человека стоит ему только чуть пораниться и на минуту задержаться на одном месте.

В сельве от трупов очень скоро уже ничего не останется: двое суток и даже кости зверьё растащит по норам. Так здесь исчезает очень много народу; местный лес напоминает мне огромный зелёный океан, не затихающий ни на минуту в бесконечном танце жизни. Тут постоянно идёт война, все воюют против всех и люди с их передышками на сон и просто праздный отдых, кажутся жалкими, слепыми и глухими кусками мяса. Сельва просто терпит их присутствие какое-то время, забавляется, глядя на их страдания и суетливую беготню, которую мы, люди, зовём войной и в конечном итоге всё равно берёт своё, поглощая людей без остатка, не оставляя на зелёной поверхности ни малейшего следа…

Я поправил панаму и надвинув её сильнее на глаза, пошёл на северную окраину лагеря, где «батя» или как его зовут местные — команданте Сильверо, уже приступил к допросу пленного. Картина напоминала фотографии, какие часто печатали в своё время в газете «Труд», под общим названием: «зверства эскадронов смерти в Сальвадоре». Батя стоял скрестив руки за спиной, расставив ноги почти --">